– Понимаешь, мы с утра уже съездили в лес, с Женькой на Кармелитке и с Эгиной. Поскакали лихо, новые тропинки нашли. А после обеда Катя, уезжая к вам на площадь, просила Ночлега с Ловеласом на корде погонять. Ведь их скоро объезжать пора – надо, чтобы привыкали работать. Вот мы и собирались с Женькой поработать с ними. А тут являются Пахом с Гордейкой! И заявляют, что поедут кататься на Хрустальной и Ласковой. Я им говорю – мол, денники сначала отбейте. Я ведь сама обалдела, что Пахом твой с Гордейкой пришел! А они мне: «Потом будет слишком темно». И пошли седлать. Я бы тоже поехала с ними, посмотрела бы, чем они там займутся! Но мне ведь надо было жеребят гонять. Мы и с Женькой договорились этим вместе заняться. А тут еще Янка прибегает и орет: «Олежка, я с вами!» Я и глазом моргнуть не успела, как она уже свою Загадку почистила. А Пахом с Женькой шепчется. «Ну, – думаю, – пусть шепчутся, я потом у Женьки все расспрошу, почему это твой Пахом с Гордейкой приперся?» А сама пошла пока чистить жеребят. Потом слышу: выводят лошадей. Дочистила Ловеласа, вышла на крыльцо, а они уже верхами отъезжают. И Женька мой вместе с ними на Атоме! Я кричу: «Вы куда? Меня-то подождите!» А они мне: «Куда ты с нами на своем Диалоге?! Он на Атома кидаться будет!» Прикинь?! – Аня даже задохнулась от возмущения.
– Диалог, конечно, кинется на Атома... – сказала Лена, переваривая информацию.
– Да знаю я! Ну хоть бы что-нибудь мне Женька сказал! Типа, извини, я поеду с ними, погоняй, пожалуйста, жеребят одна! А вообще, козел он! Как будто мне хочется с жеребятами возиться, когда они там раскатывают! Катя, конечно, меня попросила их погонять, но ведь Женька тоже на конюшне не чужой человек, не барин какой-то.
– А почему Пахом с Гордейкой пришел?
– Да не знаю я! Что я, должна была сразу на него кинуться: почему ты с ней? Мне непонятно, откуда и Янка еще взялась. И что это Женька вдруг с ними увязался? Тебе не кажется, что Янка нас предала и стала с Гордейкой общаться? Что у них какие-то свои планы на мальчишек? Мне кажется, Янка хочет у меня Женьку отбить. А Гордейка у тебя – Пахома.
– Что ты! Женька тебя любит! – бросилась Лена утешать подругу: когда ей было плохо, она всегда пыталась помочь кому-нибудь другому. – Янка ведь еще маленькая, глупая. Зачем она Женьке? Он ведь не только над Наташкой, но и над ней постоянно подшучивает. И еще, он ведь сам вызвался с тобой на конюшне остаться!
– Может, он Янку ждал! – огрызнулась Аня.
– Да ну тебя! Какая Янка! Он ведь тебе тесемочки завязывал! Просто Янка тоже просекла, что можно оставаться на конюшне и кататься по лесу. Это ведь лучше, чем мерзнуть на площади. Но если бы она пришла с утра, ее бы точно отправили в город. Не оставила бы ее Катя на конюшне! Она ведь тебе больше доверяет – ты и лошадей отработаешь, и денники отобьешь, и жеребят погоняешь. Ты ведь ответственная!
– Ответственная! Вот и сижу тут, такая вся из себя ответственная, а моего парня какая-то мелкая девчонка уводит! Я ведь, кстати, Ловеласа уже погоняла.
– Я помогу тебе Ночлега погонять.
– То есть ты думаешь, Янка просто хотела покататься? – спросила Аня, успокаиваясь.
– Да! – заверила ее Лена и, увидев, что подруга готова обсудить и ее проблемы, спросила: – А что Пахом с Гордейкой? Как они пришли? О чем говорили?
– Да ни о чем они не говорили! – теперь Аня бросилась утешать подругу. – Просто, наверное, встретились на остановке. Или в одной маршрутке ехали. А говорили... О лошадях. Думали, на ком поедут. Строили коварные планы, как не отбивать денники, а уехать покататься. Эта Гордейка совсем обалдела! Не работает, денежки у Кати берет, приходит только кататься, других с пути истинного сбивает...
– То есть это она, типа, Пахома с пути, как ты говоришь, истинного сбила? Давай, говорит, Олежек, не будем работать, а пойдем просто покатаемся, пока начальства нет?
– Ну да! – Аня не собиралась сдаваться. – Что гадать-то зря? Вернутся же они обратно, и я у Женьки обо всем расспрошу.
Лена тоже понимала, что гадать можно долго и без толку. Зачем зря свою душу травить? Тем более что Ночлега на корде надо погонять. Они вывели жеребенка, Аня держала корду, а Лена время от временя показывала ему бич. Впрочем, подгонять Ночлега и не требовалось. Он тут же пустился скакать по кругу вокруг девчонок, натягивая корду так, что им обеим приходилось держать ее, изо всех сил упираясь ногами в землю.
Потом, дав жеребенку выбегаться, они погоняли его рысью, заставили походить шагом, чтобы он отдышался, и завели. Ребята все не возвращались. Аня с Леной вздохнули и пошли отбивать денники.
Лена скребла навоз, накладывала его на носилки, но сердце ее было не на месте. Она хотела скорее увидеть своими глазами Пахома и Гордейку. Ей казалось, что она сразу поймет – есть что-то между ними или нет. А вдруг они тоже ездят за ручку? Вдруг он теперь держит за ручку Гордейку, а она, Лена, ему уже не нужна? Но почему? Почему все так происходит?!
Чтобы хоть как-то отвлечься от этих мыслей, Лена пришла в денник, который отбивала Аня, и предложила ей помочь. Работая рядом, она рассказала ей про происки Бурмистровой. Аня, как оказалось, тоже была совсем не в курсе отношений между Катей с Сергеем и Ириной Ивановной, не знала об ее проделках с фальшивыми родословными и организацией общества с ограниченной ответственностью.
– Да, что в мире творится! А я ведь тоже думала, что Бурмистрова – наш свет в окошке! Что она о нас заботилась, чтобы директор не продал лошадей! – Аня активно включилась в обсуждение: наверное, ей тоже не хотелось думать о Жене и Янке.
Но обсуждай, не обсуждай, а что они могли сделать? Чем-то помочь Кате с Сергеем? Нет... Не общаться с Бурмистровой, как и с Гордейкой? Но она и сама не замечала их, не спешила с ними разговаривать. Открыть глаза всем остальным на ее делишки? Но ведь без доказательств это будет выглядеть сплетней... Да и кому открывать глаза? Другим лошадникам? Было такое ощущение, что все уже все давно знают. Девчонкам оставалось только беситься от чувства несправедливости.
Они отбили денники Ульяны и Забавы, Кармелитки и Ласковой, и тут снаружи послышались голоса и ржание лошадей. Лена узнала голос Пахома, сердце предательски заколотилось. Она замерла там, где стояла. Ей хотелось выбежать из конюшни ему навстречу, увидеть его, посмотреть в глаза, все сказать...
Что конкретно она хотела ему сказать, Лена не знала. Что вообще она могла ему сказать? Что ему нельзя ездить в лес с Гордейкой? Спросить у него, почему он не пришел с утра? Ну сказал бы, что не может... Лена взяла себя в руки и пошла в денник Атома, который был следующим на очереди, и принялась остервенело отскребать навоз.
Дверь открылась, Женька завел жеребца.
– О, привет! – поздоровался он. – Почему дезертировала с площади? Бросила товарищей под огнем снежной артиллерии?!
– Не твое дело! – огрызнулась Лена. – Ушла – значит, так нужно было. И вообще, сам ты – дезертир трудового фронта. Мы, девчонки, горбатимся, навоз убираем, а парни катаются!
