Звонит, сказал, что несколько раз сползал под стол от смеха во время скайп-конференции. Брал себя в руки, бросал взгляд на телефон и снова сползал. Он всегда западал на скорпионов. Ему нужно бежать, следующая встреча.
– А вот про скорпионов это было обидно. Я самый главный скорпион. Всем скорпионам скорпион.
Трынь.
– Ты самый лучший скорпион из всех зодиаков мира. И, вообще, главное – это ты.
– Ой, ну ладно))
Трынь.
– Втюрился, что ли?))
– Видимо, ДА.
– Ватсон, это очевидно.
Стоит на трассе. Курит. Ей нравится, как он это делает. Движения какие-то энергичные, четкие, видно, что он волевой человек. Двое взрослых людей. Один в машине, другая на диване, насмотреться друг на друга не могут. Повторяет ее мысли о том, что все люди ругаются, и они тоже когда-нибудь поругаются, но он не боится. Переживает, чтобы она как-нибудь не так не отреагировала. Ее «Фыррррр», видимо, боится. Ты не говори «мы» на других женщин, и все будет нормально. Про скорпионов тоже не говори. А то желание сразу всех девушек прошерстить на принадлежность по зодиаку. Такое не говорят, и она молчит.
– Ты знаешь, до Москвы практически месяц. А мы уже договорились до «второго я» и «втюрился». Просто боюсь, до чего еще мы можем договориться за этот месяц. Мне уже страшно и хочется спрятаться в норку.
– Я за себя не боюсь. За тебя боюсь, но у тебя выбора не будет.
Если он многогранник, то она кубик-рубик. Каким-то образом ему удалось собрать ее воедино. Он тихо, но уверенно захватывает ее территорию. Кучу своих фотографий прислал, владения метит. Колышек за колышком вбивает на ее территории, распространяется на ментальном уровне. Кажется, ее покорили. А как же свободная и независимая? Памяти в телефоне не хватает, удаляет лишние фотографии, его фотографии одна за другой. Телефон в руки никому давать нельзя.
Весь мир начинается именно с отношений между мужчиной и женщиной. Это инь-янский круг и два перевернутых треугольника в звезде Давида. У них тоже есть свой треугольник.
Спрашивает, как ее сын относится к его звонкам. Сын всегда очень ревностно относился к мужчинам, которые даже просто на улице здоровались. Катались как-то зимой с горки. Он на санках туда-сюда. Она ждет. Подходит к ней из серии вечный поклонник. «Привет-привет». Хотел, видимо, показать, какой он потенциально классный отец. Ну, сыночек ему устроил. Разгонялся, санки летели вперед, он за ними на коленках. Другой раз в полете, нога ласточкой. Третий раз – мордой в сугроб. Тот его поднимать, запыхался бедный. Сын веселится, построил дядьку. Откашливается, снег поклоннику в морду. Она не вмешивается, мужики сами разберутся. Поклонник понял, что не справится. А на Диму как-то глаза закрывает, смотрит, но не донимает допросами с пристрастием. К нему просто подход нужен, показать, что любят его маму, и дать понять, что, парень, ты крут, но мужик здесь я. И все.
– Передавай сыночку привет.
– Передаю. Тебе сказали: «Ладно, передай и ему тоже».
– Это уже что-то. Он, наверное, чувствует, что все серьезно, и поэтому молчит.
Он, наверное, не понял, что сказал. Она сначала тоже пропустила мимо ушей, а потом ее бортонуло. А волны с шумом бились о борт, так и ее бортонуло об это слово «серьезно». Блин, ну вот нужно было все испортить, нельзя было по-другому сказать. Он и не собирался, наверное, это так выразить, а получилось… Испугалась она. Она не готова к этому «серьезно». Ей хорошо с ним, очень хорошо, но вешать ярлык «серьезно» она не готова. Она боится раствориться в нем и боится, что не знает его. Она не надумывает его, она его интуитивно чувствует. Она теряет контроль, она его уже потеряла. Она чувствует, что что-то происходит, что-то чарующе прекрасное. Хочется плакать, то ли от того, что «Ты на свете есть», то ли от того, что он так далеко. Если бы он был бы рядом.
И вообще она серьезно задумалась, а готова ли она к серьезным отношениям. Это же очень ответственный шаг – взять и все круто поменять в жизни.
Боже, как он почувствовал. Звонит ей. Сдала свои последние бастионы, сказала, что если она будет «фыркать», то против «девочка моя» она бессильна. Сказал, что запомнит. Что это она, в самом деле, пусть он думает. Опять это ощущение, что он ведет ее. Она ему фразу, он отвечает на той же волне. Она боится, что так не бывает. Может, сдаться на волю победителю? А как же свободная и независимая? А как же чувство вины?
Стандартное утро, 4 утра по-киевскому.
– Мур (Читай: я здесь, я о тебе помню).
– Досыпай, котенок мой.
– Мур, слушаюсь и повинуюсь.
– Целую.
– Чувствую себя красной шапочкой, а ты волк. Мандраж. Рейхстаг еще держит свои позиции, но близок к безоговорочной капитуляции. Поворачиваюсь на другой бочок и сплю.
У нее завтрак, у него обед. Она жует овсянку, он бутерброды. Пьют вместе кофе. Осадок от ее вчерашнего «бортания» растворился в его хорошем настроении. Обсуждают, как всегда, все и ничего, говорят о жизни. Смеются. Тема плавно переходит к особенностям национальной украинской кухни. И тут занавес: «Я хочу, чтобы моя женщина готовила мне по-настоящему и гладила мне рубашки». Она больше уже ничего не слышит. В голове картинки: на плите жарятся котлеты.
Жарко, особенно в парандже (его подарок, очень нужная вещь). Утюг шипит и брызгает паром. Гладильная доска – с горой неглаженого белья. Грязные дети грызут соску. Собака, лабрадор, хочет жрать, смотрит на нее голодными глазами, голодная слюна капает на грязный пол. Стоп. Чья женщина? Молодой человек, вы, между прочим, пока еще женаты. Может, вам нужен гарем? Одна будет есть готовить, другая гладить? А ее кто-то спросил? Как-то она себе все совсем не так представляла. Как-то не по адресу с такими категоричными желаниями. И мысли понеслись вереницей, обгоняя друг друга. То есть он что? Прощупывает почву, разведка боем, наступлением, так сказать, подходит ли она на роль жены. Она даже не знает, готова ли она к серьезным отношениям. А тут такое. Если мы поженимся, то будет так? Почему она не спрашивает, готов ли он выносить каждое утро мусор, ездить в магазин за продуктами и терпеть ее гигиенические принадлежности в ванной на полочке (она их будет специально разбрасывать, чтобы не забывал, что у него есть жена). Так-так, давайте не будем загонять коней на переправах. Она пока не готова замуж, особенно к такой вариации замужества. Она хочет быть любимой женщиной, женой, которая будет готовить кушать, печь пироги, заниматься домашними делами. Но потому что она этого хочет, а не потому что от нее этого хотят. Налет разочарования закрадывается ей в душу, неужели она в нем ошиблась. Сразу вспомнилась пена с ванной, болтание с подружками, и шампанское, почему-то, сразу вспомнилось. Если бы она априори не считала его другим, не банально бытовым, она бы расстроилась, а так она просто перестала о нем думать. Если мысль стучалась к нему, вспоминала себя в парандже и снова не думала о нем.
