Приказчиком к холодиловским людям в то время был назначен Степан Торговкин, но промышленные отказались ему повиноваться. Терпение у Торговкина лопнуло. Он пошел жаловаться Нилову и прямо сказал ему, что «Август-поляк» (Бениовский) затевает великую смуту на Камчатке. Но глава заговорщиков ловко вывернулся. Он явился к Нилову и заявил, что хочет порадовать капитана новой вестью. Ссыльные не желают даром есть хлеб. Вот они и придумали основать поселение на мысе Лопатка и даже заранее назвали его Ниловкой. Там тепло, благорастворенный воздух, можно сеять хлеб и разводить скот. Только надо туда съездить и подробно исследовать местность вокруг будущего земного рая. Большерецкий командир отпустил Бениовского на Лопатку. Тот действительно разведал конец камчатской земли, своими глазами увидел Первый Курильский остров.
Заговорщики стали внушать холодиловцам и другим простым и неученым людям мысль о том, что они пойдут на «золотой остров» близ Камчатки, чтобы доверху нагрузить галиот сокровищами. Но где взять судно для похода к «золотому острову»? Корабль сначала хотели выманить у Нилова, будто бы для первого плавания к очаровательной Ниловке. Всех выручил военный штурман Максим Чурин, командир казенного галиота «Святой Петр». Весною он должен был идти на этом галиоте в Охотск. Но за какие-то грехи, за «развратное поведение» ему грозил суд. И он дал слово вести корабль с бунтовщиками к любому острову. Бениовский окончательно воспрянул духом, когда завербовал и других военных моряков. Больше всего его вдохновляло, что у них, прежде всего, у Дмитрия Бочарова, Максима Чурина, В. Софьина, был значительный опыт плаваний в сторону Северной Америки. Например, В. Софьин пробыл четыре года (1764—1768) на Командорах, Ближних Алеутских островах, Умнаке и Уналашке. На руках у этого моряка была карта Командоров собственного сочинения.
Итак, ночью 27 апреля 1771 года бунтовщики захватили Большерецкий острог. К восставшим примкнули военные моряки, купцы, солдаты (казаки), промышленники и даже их жены. Близость к семье Нилова не помешала Бениовскому в ночь мятежа на 27 апреля 1771 года хладнокровно убить командира Камчатки и захватить власть в остроге. Боольшерецк подвергся разграблению. Бунтовщики заняли Большерецкую канцелярию – и командиром Камчатки Бениовский объявил себя.
Большерецк был взят без боя. В этом нет ничего удивительного, если представить острог не по мемуарам Бениовского, где Большерецк описывается как крепость, подобная европейским в период романтического Средневековья, а жалким деревянным сельцом. На рассвете 27 апреля бунтовщики прошлись по домам большерецких обывателей и собрали все оружие – его сдали без сопротивления. Затем, окружив здание канцелярии шестью пушками, заряженными ядрами, они отпраздновали свою победу.
28 апреля Бениовский приказал священнику отворить в церкви царские врата и вынести из алтаря крест и Евангелие – каждый из бунтарей обязан был при всех присягнуть на верность царевичу Павлу Петровичу. Присягнули все, кроме одного, самого близкого Бениовскому человека – Хрущева. Но этого вроде как и не заметили, опьяненные общей победой. И хотя бунтовщики, отрезвев, заподозрили неладное, было уже поздно – присяга Павлу отрезала пути к отступлению.
29 апреля на реке Большой построили одиннадцать больших паромов, погрузили на них пушки, оружие, боеприпасы, топоры, железо, столярный, слесарный, кузнечный инструменты, различную материю и холст, деньги из большерецкой канцелярии в серебряных и медных монетах, пушнину, муку, вино и прочее – полное двухгодичное укомплектование галиота. В тот же день паромы отвалили от берега и пошли вниз по течению в Чекавинскую гавань для подготовки к вояжу галиота «Святой Петр».
Чекавинская гавань в XVIII веке была одним из самых удобных корабельных пристанищ. Залив Большой реки имел прямой, созданный искусственно проток в море. Морские корабли проходили по протоку в залив, глубокий и защищенный от волнений. На устье реки Большой, звавшемся Поворотом, стояло село Чекавка. В нем разгружались корабли, доставлявшие припасы в Большерецк. Маяк с фонарями, в которые была вставлена слюда, указывал мореходам путь в большерецкое устье. В заливе против Чекавки отстаивались корабли, пришедшие с Алеутских и Курильских островов и из Охотска или следовавшие туда с Камчатки. Короче говоря, спокойная Чекавинская гавань в двадцати верстах от Большерецка была, по существу, его морским предместьем. В Чекавинской гавани и зимовал казенный галиот «Святой Петр». Мятежники немедленно захватили корабль, и Максим Чурин стал выводить судно на рейд. Двенадцать дней ушло на сборы.
2 мая судно вывели из гавани в устье, но нужно было его утяжелить. Штурман Чурин решил, что вместо балласта достаточно догрузить галиот мукой. 3 мая в Большерецк был послан казак Иван Рюмин. Для Камчатки мука всегда была большой ценностью, но тем не менее 7 мая Рюмин уже вернулся в Чекавку на пароме с необходимым количеством муки. Галиот был готов к отплытию.
Но еще четыре дня не трогались в путь. Перед отбытием из Большерецка заговорщики сочли необходимым объяснить причины бунта и свои цели. В связи с этим ими было составлено так называемое «Объявление Сенату». Это было программное письмо Екатерине II, в котором восставшие обвиняли ее в незаконном захвате престола, а ее вельмож – в грабеже народа. В причинах, приведших к мятежу, указывались: лишение престола Павла Петровича, несправедливые разделы Россией Польши, монополия государства на спиртные напитки и соль, непосильные подати с простого народа, несправедливость существующего судопроизводства и другие. 11 мая «Объявление» было оглашено для всех и подписано грамотными за себя и своих товарищей. Под этим документом нет только подписи Хрущева. Но это была не последняя его привилегия на камчатском берегу: утверждая, что галиот отправляется искать для жителей Камчатки свободные земли для счастливой жизни, Бениовский позволяет своему другу, якобы за долги, взять с собой на галиот мужа и жену Паранчиных, камчадалов, бывших «ясашных плательщиков», а теперь холопов. 12 мая «Объявление» было отправлено Екатерине.
Реакция официальных российских властей разного уровня на камчатский бунт была удивительно вялой. После того как бунтовщики захватили галиот «Святой Петр», уже 30 апреля управление Камчаткой по народному сходу было поручено командиру судна «Св. Екатерина» штурману Софьину, который составил опись казенному имуществу, разграбленному Бениовским, и потребовал 12 человек из Верхнего и 40 человек служилых из Нижнего острогов на случай нового нападения Бениовского. В июне 1771 года Софьин сдал должность каптенармусу Рознину, а сам на судне «Св. Екатерина» отправился с донесением о бунте в Охотск.
Начальник Охотского порта Плениснер только 5 сентября послал в Большерецк капитан-лейтенанта Хметевского с 15 человеками команды для управления Камчаткой и проведения следствия о бунте. Иркутский губернатор Бриль послал 7 октября 1771 года Плениснеру предписание, в котором командир Охотской военной команды Тимофей Шмалев немедленно отправлялся на Камчатку командиром. Но Шмалев долго по болезни пробыл в Якутске и прибыл в Большерецк только в июле 1773 года Хметевский, сдав ему должность, выехал в Охотск. 30 апреля 1772 года Екатерина подписала указ, желая положить конец бедствиям камчадалов и вообще восстановить там порядок. По этому указу камчатское управление снова сделалось независимым от охотского, и, кроме того, ему предписывалось заведовать Гижигинским округом, Курильскими и Алеутскими островами, но состоять под начальством иркутского губернатора и иркутской канцелярии.
