И на это у майора Суслова нашёлся ответ. Кстати, и ничего странного, если человек при исполнении, на своём месте и работу знает. Нормально.
— Прапорщик Тимофеев… — Прищурив левый глаз, словно из космоса считывая, майор сообщил. — Ваш прапорщик Тимофеев сейчас, я думаю, или на охоте уже, или на рыбалке. Он в Нижние Чары проездные документы оформлял, я знаю.
Полковник Ульяшов одобрительно хмыкнул.
— Хоть этот нормальный, не на Камчатку за рыбой поехал, молодец, можно сказать близко. — Похвалил полковник и спросил, не кого-то конкретно, а так, вообще, всех вроде. — А далеко это? Чары эти Нижние, интересно, далеко, нет?
И снова товарищ майор ответ знал. Дирижёру лишь глазами оставалось хлопать.
— По хорошему: пять часов туда, пять обратно… я думаю.
— На машине? — уточнил Ульяшов. (Сметана, под его лапками, уже вроде бы начинала сбиваться!)
— На командирской «волге» если… быстро. — Склонил голову майор.
— Отлично! — отозвался полковник и энергично нажал кнопку селекторной связи. — Дежурный по автопарку, — крикнул он в трубку. — Спишь!
— Никак нет, товарищ полковник, — мгновенно отозвался всполошенный молодой голос. — День же, и я на службе — не сплю, значит! Слушаю!
— И молодец, что не спишь! — похвалил полковник и резко посуровел голосом. — Слушай приказ: готовность пятнадцать минут. Командирскую «волгу» подготовить, водителя накормить, выдать деньги на бензин из расчёта… Стоп! Отбой! Деньги я ему сам выдам. Только сначала к майору Суслову пусть на инструктаж зайдёт, отметится, потом ко мне. Всё.
Селектор отрывисто отрапортовал.
— Есть — пятнадцать минут к подъезду… Полковник прокричал селектору.
— Вот и хорошо. Действуй! Время пошло. — Отключил кнопку связи, обрадовано потирая руки, повернулся, поочерёдно победно взглянул на офицеров. — С этим, значит, тоже всё ясно, отрыбалил парень. — Произнёс он. — Сматывай, как говорится, прапорщик удочки. Кто у нас следующий?
15
Подмосковный военный санаторий
«Не кочегары мы не плотники, но сожалений горьких нет, как нет… А мы монтажники-высотники, да…»
И привяжется же порой такая вот песенная липучка в голове, и крутится на языке, крутится, мешает… Но генералу Золотарёву она не мешала. Ни сейчас, ни вообще. Во-первых, песня была любимой. Во-вторых, она тонус поднимала. В-третьих, другие песни он плохо помнил. Может, кроме военных маршей, пожалуй. «Трепал нам кудри ветер высоты, и целовали…» Кстати, если честно, генерал Золотарёв давно не целовался. Эх, да! Времени не было. Разве что — недавно совсем, новое знамя полка целовал, краешек, стоя на колене. Комдив полку вручал. Сначала погоны генеральские, и знамя… «На высоту такую милая ты, уж не посмотришь свысока», отдуваясь, взбежав на взгорок, пропел генерал. Дыхание немного подводило, заметил он. Да и песенный ритм с ноги сбивал, сбивал и дыхание. «Сначала пять километров несколько дней, потом семь, потом десять», — ещё раз мысленно повторил поставленную перед собой задачу генерал. За время отпуска он стабильно должен был выйти на десятку. Обязательно. Как часы.
Ни один мужчина без задачи жить не может, тем более военный, офицер, каким был генерал Юрий Михайлович Золотарёв. В отпуске с постановки задачи и начал.
Не успев прибыть в санаторий, генерал Золотарёв, игнорируя медицинские обследования и процедуры — я здоров, к чему скрывать! — тут же переоделся в спортивный костюм, кроссовки, на голову надел бейсболку, лёгкой трусцой побежал исследовать окрестности. В первую очередь ему непременно нужно было определить кроссовую дорожку: мимо озера, дальше, вглубь, в лес — для ежедневной пробежки, причём не простую дорожку, а усложнённую, с препятствиями. Чтобы сердечную мышцу нагрузить, физику прокачать, голову «проветрить». Хотя бы последнюю проблему выветрить, которую ему заместитель Ульяшов, «под занавес» преподнёс, с этим конкурсом.
Ну, Ульяшов, ну, Лев Маркович… Слово он дал авиаторов победить! Хмм… Не было печали. Хотя, его полк, полк генерала Золотарёва и может, и должен побеждать. Всех и всегда. Это истина, это аксиома. И вертолётчиков в том числе. Любых. Гвардейский ракетно-артиллерийский полк дивизии особого назначения, это вам, господа-товарищи, не ансамбль песни и пляски, не хор этих… мальчиков-девочек. А с другой стороны, будь он на месте полковника Ульяшова, разве бы он не вступился за честь своих войск, своего полка — вступился бы, конечно. Обязательно бы вступился. Ещё как! И зам так же. Значит, молодец, получается. Ульяшов, правильно поступил. Жаль, что по пь… эээ… в ресторане. В ресторане как-то принижает… базу постановки задачи. Но, что сделано, того не вырубишь. Пусть теперь отдувается. И хорошо. И отлично. И пусть… Я в отпуске! Я на природе! «Не кочегары мы не плотники…. Ля-ля-ля…» Мне хорошо! Воздух… Тишина… с восторгом души, мысленно отмечал Юрий Михайлович, на бегу прислушиваясь и к себе и к природе, в которой оказался.
Тишина вокруг действительно стояла невероятно оглушительная, и воздух был не фильтрованный, как в его штабе, а с массой цветочных примесей, как коктейль неправдоподобно бодрящий. Даже голова кружится, и дыхалка… уфф… хух… «…А то погибнут в неизвестности, да! Моя любовь и красота», сбегая с пригорка, отметил Золотарёв, пригибаясь от нависающих веток деревьев. Правильно, не должна его любовь погибнуть… А где она, его любовь, где? Нету. Нет её. Хотя генерал знал, помнил, он был когда-то женат. Да, был. Сразу после выпуска. Дурак! Ещё погоны лейтенантские размяться на плечах не успели, а он уже в ЗАГС сходил, расписался. И с молодой женой на заставу, замом.
Недолго в женатиках и был. Днями и ночами на заставе находился — служба! — так нужно было, обстановка на границе требовала, а жена… Жена ушла, сбежала с прапорщиком. Красавцем, говорят. Хотя ничего подобного, генерал — тогда лейтенант — за ним не замечал: прапорщик, как прапорщик, нормальный парень, чернявый, с усами, а вот, увёл… Подписка кончилась, он с ней или… она с ним… Теперь не важно. С тех пор генерал и один. «И наше первое свидание да, пускай пройдёт…»
Тропинка, которую выбрал Юрий Михайлович, несколько раз по-касательной приближалась к какому-то высокому деревянному без щелей забору. То бежала с ним рядом, то уходила в сторону, то вновь через какие-то пару десятков, а где и сотню метров, приближалась. «Интересно, почему забор, зачем забор, от кого забор?» — мелькали вопросы в голове генерала, в перерыве между воображаемым музыкальным проигрышем в песне, когда там туба-бас солирует… Бу-буб-бу-буууу, буб-бу-бу… Ни щелей, ни ворот с калиткой в заборе не было и что-либо определяющих звуков тоже. «Интересно, что за ним?» — отметил Золотарёв, и даже попытался взобраться наверх, но соскользнул — доски плотно подогнаны были, упал, слегка вымазался. «Разберёмся», отряхивая руками штаны, отметил Юрий Михайлович, вновь пускаясь рысцой.
Продолжил прерванный бег, не выпуская из поля зрения тропинку. А она вилась себе под ногами, почти свежая, не утоптанная, с подъёмами и спусками — «Мимо озера Буяна в царство славное…» — нет, не в царство славное, а к санаторию она бежала. Именно такая тропинка, какая и нужна была Юрию Михайловичу. Меньше народу — больше кислороду, отметил он мелькнувшей поговоркой, и вновь услышал в себе любимую песню: «Ты прекрати мои страдания, минуты жизни в пустоте, не те, и наше первое…».
