— В отличие от вас, Ванесса Мортон, — Шерилл выделила голосом фамилию, — я за титулом не гонюсь. Скорее это вас можно упрекнуть в излишней любви к титулованным особам.
— С чего вы это взяли? Вам Эдвард как человек был не нужен! Только его титул привлекал!
Шерилл и Ванесса повернулись спиной друг к другу и разошлись в разные стороны. Никто из них не заметил, как один мужчина, отиравшийся около Скотланд-Ярда, довольно улыбнулся, сел в машину и быстро уехал.
Глава 13
Песок на пляже белый-пребелый. Вблизи нежно рокочет море. Ласковое, тихое. Хочется прыгнуть в его сине-зеленые волны и улечься на них. Разбросать ноги и руки в стороны и качаться, то падая вниз, то слегка поднимаясь на гребне волны. Но маленькая девочка уже знает, что море обманчиво. Оно только притворяется добрым, а на самом деле, стоит ей туда ступить, обожжет ледяной водой. В мае в Брайтоне еще рано купаться. Поэтому девочка весело бегает по пляжу и заливисто смеется.
Вдруг откуда ни возьмись навстречу ей бежит зверь. Он делает огромные прыжки, его тело вытягивается в ленточку и парит в воздухе. Глаза горят зеленоватым огнем. Он несется прямо на девочку.
— А-а-а! — кричит она и в страхе пытается убежать от страшного зверя.
Маленькие ножки быстро перебирают песок, торопятся спрятать свою хозяйку от ужасного зверя, но они слишком слабы. Разве они могут тягаться с мощными и сильными лапами?! Девочка падает.
Огненное марево затягивает небо. Глазам трудно смотреть. В воздухе висит песчаная пыль. Она обжигает легкие и мешает дышать. Хочется свежего воздуха. Вот сейчас понежиться бы на волнах теплого ласкового моря, но она знает, что нельзя расслабляться. Надо упорно идти вперед. Ее ждет девочка. Только она может ее спасти.
Она устремляется вперед и видит, как огромный зверь настиг девочку. Его морда совсем близко от ее лица.
— Это же Роджер, — кричит она. — Роджер!
Огромный дог радостно прыгает и лижет языком ее лицо. Она совсем его не боится. Наоборот, она знает, что именно он спасет ребенка от того страшного зверя.
— Роджер, родной! — Она наклоняется к его морде и целует в лоб.
— Нельзя этого делать, — говорит дедушка. — Роджер — собака, а не человек.
Но она его не слушает. Она еще крепче обнимает мускулистую шею Роджера, прижимается к ней и вдруг видит, как его морда расплывается и вместо нее появляется улыбающееся лицо Эдварда. Он страстно ее целует, и она тает в неге его объятий.
Сильные руки подхватывают ее и несут на покрытую зеленым шелком постель. Она дрожит от сладостных ощущений — льдистой прохлады шелка и пышущего жаром обнаженного тела Эдварда. Он ласкает ее, покрывает поцелуями ее тело, обжигает губами и языком. Не помня себя от желания, она обхватывает его талию ногами и крепко прижимается к нему.
— Люби меня, Эд, — шепчет она и, взяв лицо Эдварда в ладони, выжидательно заглядывает ему в глаза.
Но что это? Эдварда больше нет, перед ней опять собака. Но это уже не Роджер! Не милый родной дог. Клыки собаки удлиняются и становятся огромными. Жуткая пасть открывается, еще мгновение — и она исчезнет в ней.
Она уже чувствует прикосновение зубов, но вдруг понимает, что она дерево. Груша. Ее трясут. Всем хочется сладких и сочных груш. Ее трясут все сильнее и сильнее. Плохо быть грушей. Все тебя трясут.
Шерилл медленно выплывает из объятий сна. Прямо перед ней лицо мужа. Это его руки трясут ее.
Господи! Возмездие за грехи настигло ее! И как быстро! Она уже на небе вместе с мужем. Умерла во сне!
Она снова закрывает глаза и пытается уползти в сон. К ее удивлению, ей это удается. Пред ней опять Эдвард. Он идет к ней. Улыбается. Протягивает к ней руки. Его губы что-то шепчут, но она не разбирает что, хотя и понимает: он говорит ей ласковые и нежные слова. Он обещает защитить ее от всех бед, сделать счастливой.
Как хорошо снова быть вместе! Она тянется к нему. Но он слегка отодвигается, по-прежнему маня ее к себе. Она бросается за ним, но он снова отстраняется, медленно отходя все дальше и дальше. Она бежит за ним все быстрее и быстрее, но догнать его не может. А он все удаляется и удаляется, пока не исчезает в облаке беловатого дыма.
— Проснись же! Хватит спать! — Голос Джерри прозвучал так громко, что Шерилл тотчас же открыла глаза.
Муж никуда не исчез. Он стоял перед кроватью и смотрел на нее. Взгляд его был холодным, осуждающим. Воплощенное возмездие!
— Мне надо поговорить с тобой… Это неприятно, но ты должна понять…
Да уж, приятного тут мало, подумала Шерилл и огляделась. Ничего не изменилось. Она по-прежнему была в спальне. В окно заглядывало неяркое ноябрьское солнце. Как странно, и на том свете они продолжают жить в той же квартире и она может даже поспорить, что за окном Лондон, все та же Гарденс-террас.
— Черт! — вдруг воскликнул Джерри. — Зацепил рану! Ну что ты валяешься?! Найди йод! Я истеку кровью!
Какая кровь? Души и призраки бестелесны!
— Неужели ты жив, Джерри? — подумала вслух Шерилл. — Не убит?
— Я знал, что ты неряха, лентяйка и толстуха, но, что ты еще и кровожадна, не знал!
— Я ношу двенадцатый размер, — привычно парировала Шерилл.
Джерри, как всегда, задел самое больное место. Шерилл страстно мечтала похудеть. Муж все время третировал ее за чересчур пышные формы. Она даже однажды отправилась на прием к пластическому хирургу с просьбой уменьшить бюст. Врач расхохотался.
— Дорогая миссис Доналдсон, да ваш муж просто счастливчик! Вы не представляете, сколько дам приходит в этот кабинет со страстной мольбой увеличить грудь! А вам сама природа дала такую роскошь!
Хирург тогда убедил ее. Она ничего не стала менять в своей фигуре, только села на очередную диету, которая, как всегда, ей не помогла.
А вчера она впервые испытала гордость за свою фигуру. Эдвард так восхищался ее круглыми полными бедрами, роскошной грудью, даже животом, с которым Шерилл вела постоянную борьбу. Но слегка выпуклый животик выходил из очередной схватки с диетой и фитнесом победителем. Он ни на йоту не терял своих размеров. А вчера, когда она судорожно пыталась втянуть его в себя, Эдвард, лаская ее, сказал, что ему он нравится.
— Он у тебя такой хорошенький, упругий, так и хочется его поцеловать. — И он принялся ласкать его губами.
Шерилл еле сдержала сладострастный стон при этом воспоминании.
— Как же, двенадцатый! Твоя задница еле в шестнадцатый влезает, а бюсту и двадцатый мал.
