Гейб потянулся к шкафчику за куском мыла и энергично намылил тело. Что же теперь делать? Да, он переживет шторм с тысячами других людей, но не потому, что хочет этого. Он должен. Ни один уважающий себя журналист не убегает с линии огня. И Гейб Моралес тоже останется, запечатлев свирепствующую стихию для потомков. От начала и до конца.
Но что делать с теми, кто приехал специально, чтобы посмотреть на фестиваль Хэллоуина? Удастся ли городу приютить их, когда настанет решающий час?
Гейб поморщился. Ну почему хотя бы на десять минут он не может дать себе передышку? Почему не заставит мир погрузиться в небытие?
«Заставить мир погрузиться в небытие»… Эта мысль снова вернула его к воспоминанию о ней. Боже праведный, ну как устоять перед этим облегающим белым топом и короткими шортами? Мусоля скользкий влажный овал душистого мыла, Гейб невольно вспоминал бархатистую кожу полной высокой груди Тесс.
А тот поцелуй, который она подарила ему перед самым уходом! Кажется, в ее глазах стояли тогда слезы. И ни намека на озлобленность, ни капли цинизма. А последние слова – что они значили? Весь день Гейб ломал себе над ними голову. «Никогда не забуду вас. Не забывала и не забуду», – словно молоточки, било в его висках. Гейб почувствовал, как где-то внизу живота разливается мучительная, тянущая боль.
Те слова должны означать, что Тесс знала его раньше, чем последние двадцать четыре часа. Или он ослышался?
– Забудь ее! – крикнул Гейб вслух, ненавидя себя за слабость. – Эта женщина – воплощение зла. Мошенница с лицом, телом, улыбкой и ароматом ангела. Она наконец ушла, и благодари Бога за избавление.
Гейб выключил душ, вытерся полотенцем и направился в кухню. Взяв из деревянной миски сочный персик, с удовольствием вонзил зубы в свежую мякоть. Рот наполнил ароматный сладкий сок. Такими же сладкими были ее губы.
Проклятие! Опять! Гейб с остервенением швырнул недоеденный плод в раковину и потянулся за непрочитанной «Трибюн», валявшейся на столике.
Из сложенных вчетверо листов вдруг что-то выпало, с грохотом ударившись о пол. Гейб еле успел убрать ногу в домашнем шлепанце.
Наклонившись, он увидел деревянную рамку. Осторожно, стараясь не пораниться о разбитое стекло, поднял с пола рисунок.
– Пресвятая Богородица! – вскрикнул он. Рисунок. Тот самый. Но как он перекочевал сюда из тетушкиной кухни?
Тесс…
Да, она ведь прижимала что-то к груди, так бережно, так заботливо, словно боялась потерять. А когда он заметил, вдруг ужасно смутилась.
Гейб быстро собрал с пола мелкие осколки стекла и выбросил в мусорное ведро. Зачем она принесла сюда этот рисунок? Как Тесс догадалась о его значении? Детские впечатления до сих пор будоражили память Гейба, но какое ей до них дело? Если только не…
Стоп! Внезапная догадка ослепила его. Гейб поднес рисунок к глазам, всматриваясь в каждую линию так, будто видел впервые. В памяти, как кадры из старого кинофильма, замелькали картинки детства.
Ему было тогда лет двенадцать, не больше. И маленькая дерзкая девчонка посмела нарушить его покой. Она вторглась в крепость, построенную им из крупных обломков кораллов на берегу, откуда открывался прекрасный вид на океан.
Девчонка уселась на поваленном стволе пальмы ярдах в тридцати или дальше. Положив на колени альбом, она склонила голову, и завитки темных волос упали на бумагу. Тоненькие пальчики, зажавшие карандаш, парили над листком как мотыльки. Что она там делает?
Гейба испугало ее громкое «Привет!». Он повернул голову и смерил девчонку оценивающим взглядом. Хорошенькая! Вот только шорты и маечка на тонких бретельках слишком выцвели и истрепались.
Поздоровавшись, Гейб вернулся к своему развлечению: он бросал камешки, целясь в пустую жестяную банку из-под пива, плавающую на поверхности воды.
Девчонка встала и подошла ближе.
– А тебе повезло, дружище. Сегодня, и только сегодня, у тебя появилась редкая возможность получить свой портрет. – Она издали показала рисунок. – Нравится?
– Ничего.
– Ладно, слушай, я вот что придумала. – Ее высокий голосок напомнил ему циркового дрессировщика. – Так и быть, я уступлю его тебе за двадцать пять центов.
Гейб пошарил в карманах, но ничего не нашел.
– У меня нет денег.
Девчонка сначала нахмурилась, потом улыбнулась:
– О’кей, думаю, сторгуемся. Не хочешь обменять на мой рисунок вон тот большой апельсин?
Гейб чуть не обозвал ее надоедливой мухой, но вдруг увидел глаза девчонки. С каким же восхищением смотрела она на сочный фрукт! Девчонка была такой худенькой, что острые ключицы, казалось, вот-вот прорвут кожу. Таких же маленьких оборванцев он часто видел раньше в городе, у супермаркетов, где они вечно клянчили еду и деньги.
Гейб вынул из сумки апельсин и протянул ей. Она чуть не вырвала плод из его рук, забралась на стену коралловой крепости и отдала ему взамен свой рисунок. Он придавил его грудой ракушек и заметил, с какой жадностью ее проворные маленькие пальчики сдирают апельсиновую кожуру. Она вонзила зубы в сочную мякоть, и желтый сок струйками потек по ее подбородку и шее.
– Тебя как зовут?
– А тебе какое дело? Я сюда гостей не звал.
Она слизнула с пальцев сок.
– А жаль. Я-то думала, что смогу попросить тебя об одном одолжении. Так, сущие пустяки.
– Говори.
– Ты любишь целоваться?
– Чего? Целоваться?
Девчонка кивнула, и в глазах ее сверкнули бесовские искорки.
– Честно говоря, я никогда в жизни не целовался, – смутился Гейб.
– Неужели? Я думала, ты взрослый парень. Ну, понимаешь, мне нужна практика в этом деле. Для того времени, когда я вырасту. Хочешь попробовать?
У него глаза чуть не вылезли из орбит.
– Не знаю. По-моему, это неприлично. Целуются только те, кто женится.
Она посмотрела на него как на сумасшедшего, потом молча уселась на песок, подняла две пустые банки из-под содовой и продела свои тонкие пальчики в ушки на их крышках.
– Вот смотри. Это – муж, а это – жена. Но целоваться могут и жених с невестой.
Девчонка кокетливо прикрыла веки и вытянула шею в ожидании поцелуя.
Не понимая, что делает, Гейб наклонил голову и приник к ее губам. Они были сладкими и теплыми, с привкусом апельсина.
– Мм… Как здорово, дай теперь я попробую. – Она крепко обхватила его шею и поцеловала в губы, медленно и страстно, как в старой киношной мелодраме.
Потом отвела взгляд и улыбнулась:
– Кажется, у тебя неплохо получается. Но может, мы немного поболтаем?
У него не было никакого желания разговаривать с ней. По каким-то непонятным причинам Гейба снова тянуло к ее губам. Незнакомое доселе мучительное чувство все больше разгоралось внутри его, переходя в боль, но боль приятную, томительную, и он знал, что поцелуй – ее причина.
