В кабинете воцаряется тишина.
— Да, он действительно мне нравится, — неожиданно признается Лидия. — Я имею в виду, что он мне нравится физически… Мне даже снилось, что я с ним переспала…
— Это было приятно?
— Да. Во всяком случае, лучше, чем с другими мужчинами…
— То есть?
— Лучше, чем в реальной жизни… Я заставила его переспать со мной… в том положении, в котором он…
Лидия останавливается на полуслове и некоторое время сидит молча. Психиатр ждет, играя своей авторучкой.
— В конце концов он во всем признается. Я буду мучить его, и он обо всем расскажет мне…
Вальдек хмурит брови.
— В моем сне, — поспешно добавляет Лидия. — Я уверена, что следующей ночью он опять приснится мне и на этот раз признается в своем преступлении. Он расскажет о нем очень подробно.
— Вам от этого станет легче?
— Да.
— И тогда вы снова заставите его переспать с вами и это будет для вас приятно, да? — снова задает вопрос психиатр.
— Да. Особенно в самом конце.
— В самом конце? Что вы имеете в виду?
— Ну, когда я отрежу ему его мужской орган, — холодно поясняет Лидия.
Он настолько ослаб, что ему кажется, что его сердце уже не выдерживает.
Скоро оно просто перестанет биться — только и всего. Сразу, без всякого предупреждения.
Но тогда он по крайней мере перестанет мучиться.
Бенуа уже не чувствует своих рук: они очень сильно затекли.
А вот что он очень хорошо чувствует — так это боль в порезах на своем теле.
Холод ему больше почти не докучает: он впал в состояние гипотермии. Его мозг функционирует в каком-то замедленном режиме.
Похоже, что он и в самом деле умрет. Здесь, в этой гнусной дыре.
У него еще хватает сил на то, чтобы немного приподнять голову и посмотреть в сторону подвального окошка. Там, за этим грязным окошком, порхают проворные снежинки.
Затем он снова закрывает глаза и впадает в полусонное состояние. Это для него, конечно, опасно: он может заснуть и уже больше никогда не проснуться.
Бенуа пытается думать, пытается вспоминать.
Какой сегодня день? Восемнадцатое декабря. Суббота.
На него надели наручники в четверг вечером.
Ему становится немного легче на душе оттого, что он еще не потерял счет времени. Раз он все-таки ориентируется во времени — значит, не сошел с ума. Пока еще не сошел…
К счастью, у него не возникает потребности сходить по малой нужде, а не то ему пришлось бы помочиться прямо себе в штаны! Какое это было бы унижение!.. Чтобы возникла необходимость сходить по малой нужде, нужно сначала выпить жидкости… А у него во рту давно пересохло. Жажда — еще большее мучение, чем голод…
Он слышит какой-то шум, и это заставляет его приподнять отяжелевшие веки.
Скрипит дверь, по бетонным ступенькам гулко стучат каблуки.
Сейчас его опять будут мучить.
К нему приближается Лидия. Он слегка поворачивает голову в ее сторону.
— Добрый день, Бенуа.
Лидия, подойдя к Бенуа сзади, снимает с него наручники. Бенуа не шевелится. Постояв какое-то время возле пленника, Лидия уходит.
Бенуа вдруг осознает, что он уже не пристегнут наручниками к решетке. Он почти свободен.
Ему требуется несколько минут, чтобы перевести руки из-за спины вперед. Его запястья — синие. Его пальцы так сильно затекли, что он очень долго не может застегнуть ими рубашку.
Он пытается встать, но у него ничего не получается: ноги не в состоянии выдержать вес тела. Он доползает на четвереньках до умывальника и, схватившись за него руками, кое-как поднимается на ноги. Затем он пьет воду. Пьет очень долго, не обращая внимания на то, что вода — ледяная. Его так сильно измучила жажда, что он, кажется, выпил бы целый океан.
У него начинает кружиться голова. Он снова хватается за умывальник и свободной рукой закрывает кран. И тут он замечает, что его мучительница снова здесь, причем она пришла не с пустыми руками.
— Нужно, чтобы ты немного поел… Тебе еще рано умирать.
Он сжимает челюсти, чтобы заставить себя промолчать, а Лидия тем временем просовывает в «клетку» принесенную ею скудную пищу. Бенуа медленно подходит к решетке, Лидия делает пару шагов назад. Она поставила на пол чашку с горячей водой и положила рядом с ней кусок хлеба, пакетик с кофейным порошком и два кусочка сахара. Еще она просунула между прутьев решетки свитер.
Бенуа натягивает на себя свитер и садится на одеяло. Он старается не смотреть на Лидию. От одного ее вида у него портится аппетит.
— Я снова включила горячую воду. Так что теперь ты можешь помыться…
— Сегодня что, праздник? — Его срывающийся голос звучит хрипло.
— Нет, но… Я терпеть не могу грязи. И неопрятных людей… Ты и так уже весь сгнил изнутри… Поэтому будет лучше, если ты смоешь грязь хотя бы снаружи.
Бенуа с недоумевающим видом качает головой.
Лидия, усевшись на свой стул, неотрывно смотрит на своего пленника. Бенуа, очень быстро съев хлеб и расправившись с кофе, сидит, не шевелясь, на одеяле.
— Тебе следовало бы принять душ, пока есть горячая вода…
— Ты ведь намереваешься меня убить, да?
— Тебя это смущает?
Бенуа вдруг улыбается.
— Вовсе нет! Как раз наоборот…
Он поднимается на ноги и снимает с себя свитер и рубашку. Ну околеет он от холода — и что?.. Не отводя взгляда от Лидии, он начинает медленно снимать джинсы.
Она наконец-таки поднимается со стула и уходит.
Огюсту Фабру всегда нравилось проводить обыски, тем самым врываясь в скрытый от посторонних глаз мир того или иного человека… Впрочем, в данном случае речь идет не об обыске, а скорее об осмотре.
Он и Джамиля тщательно осматривают рабочий стол Бенуа Лорана. Им пришлось взломать несколько ящиков, закрытых на ключ, а также сорвать висячий замок на личной ячейке Лорана в гардеробе.
Судя по тому, как разложены вещи Лорана, он явно не отличается любовью к порядку. Это первый вывод, который Фабр сделал о Бенуа, обшарив его стол. Однако от этого вывода мало пользы.
Они с Джамилей нашли в столе Лорана много всякой всячины: прежде всего, конечно, папки с еще не оконченными делами, а также его личные вещи — рубашку, сменное нижнее белье, электробритву, лосьон после бритья…
А еще фотографии. На столе — фото его супруги и сына. В ящиках — фото каких-то женщин. Некоторые из этих женщин — в нижнем белье. Охотничьи трофеи ловеласа…
