Ознакомительная версия. Доступно 5 страниц из 21
По моему убеждению, человеческие отношения даже в самых жёстких, зарегулированных системах значат больше, чем субординация и административный ресурс. Уже к концу службы у меня выдались очень трудные сутки. Я встал в четыре утра. Обычно террористы из Газы атакуют на рассвете, и отделение на бронированном грузовике выдвигается, чтобы их встретить. Потом до позднего вечера патрулировал. В койку упал никакой. Только заснул – меня растряс майор-танкист. Начал наезжать за то, что я бросил на заправке БТР «Ахзарит», и они не могут заправиться. Я возразил, что на БТРе не ездил и отгонять не буду, мне положены шесть часов сна. Он орал, что я единственный, у кого есть права на БТР, угрожал, что посадит. Но в итоге чертыхаясь ушёл. Вторым разбудил офицер из нашего батальона. Ему объяснил, что он будет отвечать в случае аварии, так как я почти сутки не спал. Третий раз разбудил меня мой друг, сержант-австралиец Джозеф, попросил отогнать машину ради нашей дружбы. Продолжать спектакль я не стал. Надел шлёпанцы и прямо в трусах отогнал БТР, перед которым застыла танковая колонна.
Со мной рядом служили дети мультимиллионеров, криминальных авторитетов и простых работяг, которые едва сводили концы с концами. Но значение имели только твои слова и твои поступки. В России в мажористом окружении все было иначе. Я научился общаться с разными людьми, понимать их, относиться ко всем одинаково. Это – великий капитал на всю жизнь. Перестал бояться работы, серьёзных задач, трудностей. Моим жизненным девизом стала фраза, которой заканчивают совещания в армии. «Мы имеем то, что имеем. И с тем, что имеем, мы победим».
Три года жизни были потрачены не зря. И всё же будь у меня возможность принимать решение с позиции сегодняшнего дня – я бы в армию не пошел. Это было очень жестоко по отношению к родителям. Каждый год мы посещали могилу погибшего в Ливане Ади Коэна. Я не мог смотреть в глаза его родителям, угощавших нас шашлыками, которые не лезли в горло. Именем Ади назвали дорожную развязку в родном городе. Но матери с отцом сына это никак не заменит. Молодость не знает опасности, для неё всё игра. Сейчас же я понимаю, как хрупка жизнь человека в армии. Погибнуть можно не только от вражеской пули, и чаще всего погибают не от неё. А в кромешной тьме на манёврах, на курсах, в ДТП, да где угодно тебя может подстерегать смерть. Уже рассказывал, как забрел на минное поле на Голанах. Второй раз это случилось по неосторожности. За мной на базу заехали школьные товарищи. Я рванул к машине не по дороге, а напрямик. Когда переступал колючую проволоку – увидел, что на друзьях нет лица. Я бежал по минному полю.
Однажды во время учений мы выпросили у ротного свободный день. У отца одного из солдат была птицеферма, и он прислал нам мясо. Я подсуетил овощей на кухне. Снабженец открыл ротную заначку с чипсами и колой. Оттянулись на славу. Наш товарищ Шломи жарил шашлыки в закрытом помещении из-за дождя и отравился угарным газом. Хорошо, что рядом был врач, оказавший первую помощь и вызвавший вертолёт. Шломи едва выжил, пролежав в больнице два месяца.
Компьютерные игры и фильмы приучили нас к тому, что стрелять в людей очень легко. Великое счастье, что в отличие от некоторых друзей, мне не пришлось убить человека. Не знаю, как бы жил с этим. А испытать, как страшно стрелять в человека, довелось. Когда Израиль вышел из Газы, предоставив палестинцам наладить мирную жизнь, там сразу началась война между группировками ХАМАС и ФАТХ. В один прекрасный день к забору безопасности выбежала стая боевиков, отстреливаясь на ходу. Их преследовала другая банда, которую солдаты отогнали огнем. Побежденных боевиков ФАТХ подлечили, профильтровали, одели в ярко-синие комбинезоны и отправили за забор безопасности обратно в Газу.
Несколько человек, едва их освободили от наручников, рванули через зону отчуждения к жилым домам. А большинство уселось на бетон у забора. Я с башни контролировал ситуацию. По команде из штаба сделал несколько выстрелов в воздух. Потом мне приказали стрелять в бетон рядом с ними. Но, похоже, бетонной крошкой их секло не в первый раз. Через некоторое время из рации раздался приказ выстрелить кому-то в ногу. Мой однопризывник Глеб, старший в нашей двойке, сказал по-русски: «Стреляй в колено». Я мешкал. Понимал, что это враги, которые, может быть, взрывали автобусы и дискотеки, во время интифады (палестинского восстания). Понимал, что начальство всё делает правильно, подгоняя одних отморозков под пули других. К тому же приказы в израильской армии обсуждаются только после их выполнения. Но я видел перед собой безоружных людей и сказал Глебу: «А что это даст? Они ведь только и мечтают о том, чтобы им прострелили ногу и отправили обратно в больницу». Он подошел к рации и спросил:
– Приказ подтверждаете?
– Подтверждаем.
Я стал прицеливаться. Сердце бешено колотилось. В кого стрелять? Решил, что постараюсь пробить икру, не задев кости. В эту секунду на вышку влез комроты Яир и сказал: «Не стреляй. Под мою ответственность». Не думаю, что его волновали мои переживания, ярко проявившиеся в плотной испарине. Он понял, что приказ действительно дурацкий и решил избавить себя от головняков.
После моего дежурства фигуры в ярко-синих комбинезонах так и остались сидеть метрах в ста от вышки. Не знаю, как сложилась их судьба. Но то ощущение, когда я начал ловить цель, останется со мной до конца жизни. Нормальному человеку невыносимо стрелять в себе подобного. Наверное, поэтому многие ребята после службы надолго уезжают на Гоа или в джунгли Амазонки, чтобы прийти в себя.
Я уехал из Израиля после службы. Но теперь я воин, и у меня нет пути назад. Когда над страной нависнет серьёзная угроза, и из телевизора и радиоприёмника вылетят условные слова «Слёзы радости», то где бы я ни был – прибуду в назначенное место и возьму автомат. Не смогу бросить братьев, которых у меня тысячи. Если России будет грозить реальная опасность – пойду воевать и за неё. У меня здесь родители, друзья, близкие люди. Но каждое утро, просыпаясь, я прошу Бога, чтобы он не дал мне такой судьбы.
Ознакомительная версия. Доступно 5 страниц из 21
