Ознакомительная версия. Доступно 17 страниц из 81
В том же русле проводилась после начала холодной войны кампания борьбы с «безродными космополитами и низкопоклонством перед Западом». Однако на эту кампанию у сталинской команды и у народа, только что пережившего страшную войну, не хватило ни интеллектуальных и духовных сил, ни художественного вдохновения, и она оставила скорее негативный след в нашей истории. В памяти народа от нее остался наверно только юмористический слоган «Россия – родина слонов». Новый подъем начинается только с приходом нового поколения в период «оттепели».
1.5. Идея прогресса и теория цивилизаций. Две линии в истории идеологий
Идея прогресса и теория цивилизаций. Что может дать историческая наука и философия истории для ориентировки человека в море Смыслов и ценностей, выявившихся в человеческой истории? – Данная проблематика, очевидно, первое, к чему следует обратиться.
Как уже говорилось в разделе 1.1, важнейшим явлением в развитии смысловой, духовно-идеологической сферы стало утверждение европейским Модерном идеи Прогресса. Марксизм, исторический материализм обогатил и уточнил эту категорию, поставив в качестве главной движущей силы истории – экономическое и научно-технологическое развитие производства, а в качестве его основных условий – производственные отношения, или используя современные понятия, институциональную систему. Видимо, еще долгое время экономический и технологический прогресс будет оставаться одной из главных ценностей и критериев, формирующих систему Смыслов.
В то же время в XX веке произошло важное событие в философии истории: появилась теория цивилизаций. Строго говоря, ее идея была сформулирована и очень содержательно выражена с выходом книги Николая Данилевского «Россия и Европа» в 1869 г. Но тогда она не была оценена и не оказала серьезного влияния на интеллектуальное сообщество. Однако к концу XX века, после работ Освальда Шпенглера, Арнольда Тойнби, Льва Гумилева, она заняла подобающее ей место в качестве одного из краеугольных камней духовно-идеологической сферы.
Важнейшим «прорывом» в исторической науке (или точнее, в историософии) стало введение Львом Гумилевым [41] категории пассионарности как энергии некой общественной группы, формирующей этнос, и тем вносящей новое движение в исторический процесс. Л. Н. Гумилев, анализируя причины возникновения «пассионарных толчков», старается подчеркнуть природные, социальные и демографические факторы, представить процессы этногенеза как часть эволюции биосферы Земли и соответственно показать возможность их изучения привычными методами естественных наук. Этот аспект анализа очень важен, но он не достаточен. Л. Гумилев определяет пассионарность как «способность к сверхнапряжениям». И уже через пару страниц он приводит слова Ф. Достоевского: «Тайна человеческого бытия не в том, чтобы только жить, а в том, для чего жить». Иными словами, главная причина пассионарного подъема – смысловая, духовный подъем. Взрывы энергии этногенеза[17]в истории обычно сопровождались духовными подъемами (обострением конфессионального, национального, идеологического творчества и конфликтов). Похоже, что именно этот элемент является общим во всех пассионарных взрывах. Думаю, именно его в первую очередь имеет в виду Л. Гумилев, когда пишет о поиске остающегося необъясненным «фактора Х» [41, гл. 5–6], по тем или иным причинам избегая терминов «дух» и «идеология» (хотя и упоминает идею ноосферы В. И. Вернадского).
Естественно, сразу возникло противоречие концепции множественных цивилизаций с европейской идеей однолинейного прогресса. В соответствии с этой концепцией, история уже не выглядит как лестница, по которой народы и отдельные личности с разной скоростью поднимаются к единому Светлому Будущему («вперед и выше, все вперед и выше», как много раз повторяет в своем философско-публицистическом эссе М. Горький). Здесь история – это поляна или сад, где деревья разных пород разрастаются, расцветают ароматными, причудливыми цветами, приносят добрые или ядовитые плоды. И в свой час отцветают, засыхают.
Как совместить эти две картины?
Марксисты, как правило, разрешают это противоречие, отодвигая различия народов и цивилизаций (или как их называли до работ А. Тойнби, «культурно-цивилизационных типов»), которые не укладываются в схему прогресса, последовательного прохождения общественно-экономических формаций, – в разряд особенностей. Такая трактовка вошла и в официальный политический лексикон. Китай строит «социализм с китайской спецификой». В качестве примера интерпретации указанного противоречия представителями марксистской науки, приведем работу А. В. Бузгалина. Он отвергает возможность рассматривать цивилизационную теорию как развитие марксизма. В статье [42, с. 293–298] А. В. Бузгалин достаточно полно описывает характерные черты социально-экономических, социально-психологических и др. особенностей разных типов региональных сообществ (США, Китая и наиболее подробно, конечно, России). Однако он отказывается назвать эти сообщества цивилизациями, поскольку, судя по всему, считает теорию цивилизаций – учением о сообществах, выделенных ««естественными», природой или богом навечно данными чертами». Но определять понятие цивилизация можно и более гибко.
Картина истории в форме обязательного для всех народов последовательного прохождения описанных Марксом пяти формаций – это не представление Маркса, а упрощенная схема его последователей. Его описание азиатского способа производства – это практически признание, что в разных цивилизациях возможны общественно-экономические устройства, существенно отличающиеся от пяти формаций по набору факторов, определяющих историческое развитие и по их значимости. Это уже важный шаг к цивилизационной концепции. Он не считал формационную теорию «путем, по которому роковым образом обречены идти все народы… чтобы придти, в конечном счете, к той экономической формации, которая обеспечит вместе с величайшим расцветом производительных сил общественного труда и наиболее полное развитие человека» [43, с. 120].
В подтверждение необходимости дополнить марксистскую формационную схему теорией цивилизаций можно сослаться на констатируемые историками случаи инверсии в описанной Марксом последовательности смены формаций. Например, Л. С. Васильев [32] констатирует, что в Китае во второй половине первого тысячелетия до н. э., при распаде удельных хозяйств феодального типа и смене их государственно-административным устройством общества в окраинных царствах активно развивались торгово-денежные отношения и возникал уклад, близкий к античному рабовладельческому хозяйству.
Маркс специально отмечал, что цивилизации Древнего Востока сложились в условиях сильных общинных, клановых и религиозных связей и необходимости общинной и даже межобщинной заботы о водном режиме, потребности обороны от кочевников или удержания в повиновении покоренных соседей. Это способствовало раннему появлению здесь надобщинной власти, деспотического государства. Не только формирование антагонистических классов, но даже элементарное вычленение индивида из общины и связанное с этим становление частной собственности и товарно-денежных отношений было здесь делом крайне сложным и протекало очень замедленными темпами [44].
Ознакомительная версия. Доступно 17 страниц из 81
