Кот покосился на руку Джозефа и зашел на кухню.
— Да, конечно, вам будет нелегко, — сказала Франсуаза. — Но все же у тебя будет шанс… Ведь теперь ты знаешь, каково это — жить без нее. И она тоже знает… Не так уж много людей пережили такое… только очень сильный человек способен расстаться с тем, кого любит.
— Ну а потом… Помнишь фильм про греческую проститутку, которая на дух не выносила никаких трагедий?.. Вот и последуем ее примеру: «Вместе пойдем на пляж!..»
Джозеф закрыл глаза.
— Хорошо, — сказал он. — Пойду-ка я все-таки спать.
— Небось, вместе с утками перышки чистит.
— Наверное. Я тоже пойду прилягу… Андрес все равно вернется из-за Джеймса.
— Приятных снов.
— И тебе.
— Спокойной ночи.
Джозеф дождался, пока Франсуаза повесит трубку.
Какое-то время сидел неподвижно.
Наконец тоже повесил трубку.
И подозвал кота.
Шекспир
— Шекспир, ты где?
— …
— Шекспир!
— …
Джозеф встал с дивана. Случайно наступил на коробку из-под пиццы, снова наступил уже нарочно и стал топтать ее ногами, продолжая звать кота.
Кот вышел из кухни и посмотрел, как его хозяин топчет ногами коробку из-под пиццы и зовет его. Потом забрался на диван.
Увидев кота, Джозеф остановился. Пошел на кухню, вытащил из холодильника бутылку воды, налил немного в глубокую тарелку и поставил ее на низенький столик. Шекспир вспрыгнул на него и принялся лакать. Джозеф занял его место на диване и тоже стал пить воду из бутылки.
Кот отошел от тарелки и прыгнул к Джозефу на колени.
Джозеф почесал ему за ушком и посмотрел на него. Шекспир посмотрел на Джозефа.
Некоторое время они смотрели друг на друга. Потом Джозеф принял задумчивый вид и произнес:
— Две равно уважаемых семьи
В Вероне, где встречают нас событья,
Ведут междоусобные бои…[9]
Шекспир спрыгнул с колен Джозефа и убежал на кухню.
Джозеф встал и пошел следом за ним. Он продолжал декламировать все громче и громче: «И не хотят унять кровопролитья». Кот волчком завертелся по кухне. Джозеф уже почти кричал: «Друг друга любят дети главарей, / Но им судьба подстраивает козни». Шекспир пулей вылетел из кухни и скрылся в спальне. Джозеф помчался за ним, но в спальню войти не решился. Стоя в дверях, уже тихо закончил: «И гибель их у гробовых дверей / Кладет конец непримиримой розни».
Закончив декламацию, Джозеф вернулся в гостиную. Снова сел на диван и допил бутылку воды.
Джозеф попытался еще раз позвать кота, но Шекспир не пришел. Он затаился в спальне, где жил в полном одиночестве уже почти год.
Джозеф вздохнул, вытащил из-под стола лист бумаги и положил его на стол. Взял ручку, написал: «Любимая, мы должны…», — остановился и зачеркнул то, что написал.
Закурил, потом взял сигарету в левую руку и снова начал писать.
«Фредерик устал ждать и отправился на планету Марс, чтобы сказать ей об этом.
Сейчас он летел в ракете и сознавал, что именно это он и хочет ей сказать: «Я устал тебя ждать».
Но поскольку Фредерик, как и любой другой человек, с тревогой вглядывался в свое будущее, он прекрасно понимал, что этого совершенно недостаточно. И как только он скажет «я устал тебя ждать», надо будет говорить что-то еще. Фредерик пытался найти еще и другие слова, он знал, что они существуют, что они просто где-то спрятались, но мысли его разбегались. И получалось, что пока это все, что он может сказать».
Джозеф затушил сигарету, подумал и снова стал писать:
«Фредерик представлял себе, как скажет ей эти слова, и тут же полетит на ракете обратно, вернется на Землю один и конечно же опять будет ждать ее, утешаясь по крайней мере тем, что теперь она знает.
Он устал и, возможно, именно эта усталость никак не давала ему добраться до сути дела.
Что-то здесь было не так. Вариант, конечно, почти идеальный, но есть получше. Сказать «я устал тебя ждать» и уйти — этого мало. Вот если бы она после этих слов обняла его. Обняла, просто прижала к груди, а он заплакал бы и только слушал ее, а она все говорила и говорила три дня подряд те слова, которые ему были нужны, которых он ждал: «Я здесь, здесь, я с тобой, я больше не покину тебя, я здесь, с тобой, я больше не покину тебя, я больше никогда не оставлю тебя одного».
Джозеф пристально посмотрел на последнее слово, которое написал. Закрыл глаза, снова открыл их и добавил:
«Дня через три они бы наверняка проголодались и стали искать какое-нибудь кафе или что-то в этом роде, где можно съесть шоколадный тортик или что-нибудь в этом роде, и им бы пришлось начать разговор. И он бы нашел, что сказать».
Джозеф встал и пошел в туалет. Рассеянно посмотрел на стены. «Маргерит», — сказал он громко, спуская воду.
Потом вернулся в гостиную, взял еще одну бутылку воды, залпом выпил половину, снова сел за стол. Он писал и продолжал пить воду.
«Фредерик летел на ракете и понимал, что Маргерит ничего подобного не сделает.
Не прижмет его к груди, не позволит плакать и не скажет, пусть хоть один раз, те самые слова. И потому он пытался придумать их сам, эти слова, другие слова, все слова, которые ему хотелось ей сказать, и никак не мог. Сидя в ракете, он смотрел на Млечный Путь и думал, что ему придется притворяться. Притворяться, что он не плакал, не страдал и даже не ждал ее.
И оттого, что он так живо представлял себе, как это будет, он уже чувствовал себя уставшим. Уставшим еще больше, чем прежде, что, по его мнению, было невозможно, но оказалось возможным, и он не понимал, как же это так. Он вспоминал весь этот год, который прожил без нее, и как с каждой неделей ему становилось все хуже и хуже, хотя каждый раз ему казалось, что хуже быть не может. И теперь он знал, что становиться хуже может всегда, и только удивлялся, как его боль, и так невыносимая, делается все нестерпимей и нестерпимей».
Джозеф вздохнул, бросил ручку и скомкал листок, на котором писал.
Снова пошел в туалет, захватив листок с собой. Бросил его в унитаз и спустил воду. Опустил крышку унитаза и сел. Взял черный маркер, который валялся на полу, и на стене справа от себя пририсовал еще одну черточку в дополнение к тем тремстам тридцати двум, что там уже были.
