— Ленка, сестра ее, оформила в банке кредит на тридцать пять тысяч, а нас с Вероникой взяла поручителями, — начала наконец рассказывать Ольга. — Деньги немалые, но у них с матерью все развалилось — и сантехника, и холодильник. Ремонт хотели сделать косметический — в общем, заткнуть хоть какие-то дыры. А тут выяснилось, что Ленка залетела, ну, забеременела от одного негодяя, и ребенка решила оставить. Мы и так, и сяк ее уговаривали, что, мол, не надо этого делать, а она уперлась рогом и ни в какую — рожу и баста, люблю, говорит, этого гада! Ну что тут поделаешь? Токсикоз у нее начался жуткий, волнения всякие, то да се, сами понимаете. Тут уж не до грибов — в смысле, что про кредит-то этот все и думать забыли. А документы-то оформлены и в банк сданы! И надо же было такому случиться, чтобы именно в тот день, когда из банка позвонили, что, мол, все готово и можно получать, приперлась к ним Наталья! Она-то гостья нечастая, приходит, когда деньги нужны.
— Дальше идут только наши предположения, — вступила Вероника.
— Да какие предположения, когда все сходится?!
— Доказательств-то нет.
— Нет, так будут.
— В общем, пока дела обстоят так. Мне, как поручителю, позвонили из банка и пригрозили судом и конфискацией имущества за то, что кредит взят, а платить никто не платит. Я чуть в обморок не упала, побежала к Ольге, Ленку за грудки, а она ни сном ни духом — знать ничего не знает. Вот тут тетя Валя и вспомнила, что Наталья, когда у них была, с кем-то по телефону говорила, как раз первого апреля, а потом зачем-то ночевать осталась. Утром тетя Валя с Ленкой ушли на работу, а Наташка еще дрыхла, смылась в их отсутствие.
— Но ведь банк не может выдать деньги первому встречному, не удостоверившись, что это именно тот человек, который оформил кредит! — усомнилась Вера Федоровна.
— Вот в том-то все и дело! — воскликнула Ольга. — В банковском договоре указаны Ленкины паспортные данные и стоит ее подпись. А из дома пропали паспорт и копии документов на кредит. Значит, что получается?
— Что? — испуганно прошептала Вера Федоровна.
— А то! Наташка украла паспорт, нацепила парик — Ленка-то рыжая, — нарисовала лицо, подделала подпись, захапала денежки и слиняла! Вот мы ее сейчас дождемся…
— Не знаю, — с сомнением покачала головой Мальвина.
— Чего не знаете?
— Не знаю, дождетесь ли. Ведь нет ее, Натальи.
— Как это нет?! — опешили подруги.
— А вот так. Уж недели три, как не появлялась. Исчезла, — развела руками Вера Федоровна.
За столом воцарилось тягостное молчание.
— Может, нам ее комнату посмотреть? — неуверенно предложила Вероника.
— Ты что, надеешься, что там лежит ее разложившийся труп? — сердито отмахнулась Ольга. — А сверху тридцать пять тысяч и покаянная записка? Мол, простите дуру грешную, не снесла позора…
— Да нет, ну просто, мало ли… Надо же что-то делать! Вера Федоровна, откроете нам дверь?
— А и открывать нечего. Там не заперто. Она же за все годы никакого добра не нажила, чашки с ложкой не купила. Как говорит мой муж: «Все ее вещи — хуй да клещи». Прошу прощения — народная мудрость. Ведь как в этой комнате стояли наш старый диван, стол да стулья, так до сих пор и стоят. Только машинка швейная и прибавилась.
— И та тети Валина!
— А больше и нет ничего. Пойдемте, сами увидите.
Они двинулись в самый конец длинного коридора, и Вера Федоровна молча распахнула белую облупленную дверь. Представшая их взорам комната являла собой поистине потрясающее зрелище. Годами не мытое окно без занавесок почти не пропускало света. Мальвина щелкнула выключателем, и под самым потолком тускло засветилась лампочка. Замызганный диван, подушка без наволочки, развешанная по гвоздям на стене одежда, старый, набитый каким-то тряпьем чемодан на пыльном полу, стол с засохшими объедками и два заваленных барахлом стула — вот и все убранство.
— Да-а, — только и смогла произнести Ольга, не решаясь ступить через порог, будто в зараженную зону.
Вероника оказалась менее брезгливой.
— Ничего! — бодро сказала она, решительно направляясь к чемодану. — Нам в больницу еще и не таких привозили. — И откинула крышку.
Поверх беспорядочно напиханных вещей, на самом виду, лежала тонкая зеленая папочка с бумагами. Сквозь полупрозрачный пластик просвечивала красная паспортная обложка.
13
Звонок зашелся заливистой трелью, и Валя открыла сразу, как будто ждала под дверью.
— Вот! — торжествующе выдохнула Ольга, помахав перед ее носом конфискованной в Натальиной берлоге папкой. — Можем идти в милицию!
Но тут она встретилась с Валей глазами, папкой махать перестала и молча прошла в квартиру. Вероника, выразительно покрутив пальцем у виска, двинулась следом.
— Что это? — спросила Валя, когда все собрались в гостиной.
— Копии банковских документов и Ленкин паспорт.
— И… где вы их взяли?
— У Натальи, — развеяла Ольга последние надежды.
— Она сама отдала?
— Ее нет, тетя Валя. Соседка сказала, что уж недели три как исчезла. В смысле дома не появляется. Мы к ней в комнату зашли, а документы в чемодане лежали. Мы только крышку подняли и сразу увидели. Ну и взяли, конечно…
— Значит, все же Наталья. Не могу поверить…
— Надо в милицию идти, пока она все деньги не растратила.
— Нет, — сказала Валя, — в милицию мы не пойдем.
— Как?! — опешила Ольга. — А кто же будет выплачивать деньги?! Банк шутить не любит. И ждать не станет. Повыкидывают нас на улицу или в тюрьму посадят. Мы-то с Вероникой за что страдаем?!
— Вы не пострадаете. Я сама выплачу эти деньги.
— Тетя Валя! Да разве так можно?! — всплеснула руками Вероника. — Ведь вы и так концы с концами не сводите, а ее толкаете на новые преступления. Потому что зло должно быть наказано! А иначе оно растет, как тесто на дрожжах!
— Вот когда у тебя будут свои дети…
— Я не позволю им сесть себе на голову и ножки свесить! Ну за что, за что, скажите, вы должны так страдать?! А ваши внуки! Вы о внуках подумайте! Ведь это прежде всего на них отразится! На их здоровье! Тридцать пять тысяч! А с процентами, наверное, все сорок! Ну как, как вы их станете отдавать?! С чего? На что вы будете жить вчетвером?
— Впятером, — поправила Ольга, кивая на Аленин живот. — Эта гадина где-то жирует на халяву, а вы тут, как в блокадном Ленинграде.
Сухой бы я корочкой питалась,
Водичку б я мутную пила,
Тобой бы я, милый, любовалась
И этим бы счастлива была, —
дурашливо пропела она.
