Вечером после ужина Чар задержалась в кухне, когда Майкл зашел в поисках кетчупа для чизбургера. Он бросил на нее мимолетный взгляд, кивнул и подошел к холодильнику. Чарин ждала, пока согреется вода для чая, поэтому не могла покинуть кухню и вынуждена была рассматривать спину Майкла. Вся его фигура выражала собой молчаливый укор. Что правда, то правда, она обидела его и чувствовала свою вину.
Чар провела много часов в раздумье над его словами. Если бы она была честна с собой до конца, то давно должна была бы признать, что Рикки — интроверт и для своего возраста очень замкнутый ребенок. Однако признать проблему — значит начать решать ее. Панацеей для мальчика мог стать друг, отец, ребенку явно не хватало мужского внимания. И что в такой ситуации требовалось от нее как от матери?
Впрочем, Майкл же пытается помочь… так, как умеет, пусть несколько топорно, но все-таки помочь. Нельзя было реагировать на его слова так грубо. Он узрел суть проблемы, однако это вовсе не значит, что она готова обсуждать психологию своего сына с первым встречным.
С другой стороны, Чар не складывала с себя вины за случай с календарем… и вдобавок за то, что отказалась поговорить с дядей, — кругом виновата.
Чарин сделала шаг вперед и коснулась его руки.
— Майкл, пожалуйста, позвольте мне объяснить. В ситуации с календарем.
Он бросил на нее беглый взгляд, затем отвернулся.
— Не нужно. Я принимаю.
— Вы принимаете что?
— Ваши объяснения, я полагаю. — Он завернул крышку бутылки и повернулся к холодильнику, чтобы поставить кетчуп на место. — Я вижу, кому вы отдаете предпочтение, и не нахожу ни одной причины, почему бы этим человеком мог быть я.
Плечи Чар поникли, и сердце сжалось в груди. Майкл ее ненавидит — возможно, она большего и не заслуживает. В конце концов, она и пальцем не пошевелила, чтобы облегчить ему жизнь, а ведь он ее начальник.
— Мне не нравится находиться в таком положении, — раздраженно начала она. — И то, что мне приходится предавать вас.
Он развернулся и посмотрел ей в лицо — глаза холодные и настороженные.
— Не беспокойтесь. Вы не единственный человек в компании, кто может пролить свет на это дело. Мы обойдемся без вашей помощи.
Чарин вздохнула и злобно выпалила:
— Скажите то же самое совету директоров.
— Что вы имеете в виду? — нахмурил он брови.
— Они вызвали меня на заседание завтра.
Майкл смотрел на нее несколько секунд, затем пожал плечами.
— Скажите им, что вы не желаете разговаривать. Прикиньтесь больной. К моменту вашего возвращения дело будет улажено.
Он все еще злился, но выглядел совершенно спокойным — человек, поглощающий свой бутерброд с чувством глубокого удовлетворения. Вода в чайнике вскипела, и Чарин выключила горелку.
— Вас не беспокоит? — спросила она, поворачиваясь к нему лицом. — Я имею в виду вашу роль во всем этом спектакле.
Майкл улыбнулся, но не ответил. Его молчание могло означать как самоуверенность, так и то, что он не опустится до объяснения. Чарин изучала точеные черты его лица, и с каждой секундой сердце наполнялось нежностью. Слишком большой нежностью.
— Майкл, — медленно заговорила она, — что является для вас самым главным в жизни?
Ее вопрос удивил его, заставил задуматься.
— Наверное, карьера, кресло вице-президента, — сказал Майкл наконец. — Долгое время это было моей единственной целью. — Их глаза встретились, и он печально улыбнулся. — Что я имею в жизни? У меня нет жены или двух великолепных малышей, чтобы посвятить им свое время. Остается работа.
Чарин от отчаяния закусила губу: не ожидала, что налицо настоящая трагедия.
Мысли переключились на ее собственную жизнь. А что важно для нее? Конечно, дети. Однако когда-нибудь они вырастут и уйдут. Слабый голос тревоги прокрался в сердце и бередил душу. И что будет потом?
Она примет жизнь как есть, вырастит детей, как умеет, и выпустит их в большое плавание… а затем будь что будет. У нее есть время подождать и убедиться на собственном опыте, куда заведет ее жизнь. Времени предостаточно.
— Майкл… — Она смотрела, как он спокойно доедал бутерброд, прислонившись к разделочному столу. — Могу я попросить об одолжении?
Легкое движение плечами.
— Никто вас не останавливает.
Она состроила милую рожицу, затем посерьезнела.
— Когда совет директоров выяснит имена женщин, виновных в распространении злополучной фотографии, могу я попросить вас использовать ваше влияние для смягчения наказания? Если сможете.
Он не сводил с нее глаз, но его лицо оставалось таким же непроницаемым, только глаза выдавали напряжение. Наконец он ответил:
— Если мое заявление будет иметь вес, я сделаю все возможное.
— Спасибо. — Она улыбнулась, на душе стало свободно и легко, словно птица выпорхнула из клетки.
И тут раздался телефонный звонок. В доме никого не было: Ханна в магазине, остальные жильцы разбежались по своим делам, поэтому трубку сняла Чарин. Звонок предназначался ей, и, конечно, новости были не самыми приятными. Она стойко выслушала их до конца, повесила трубку и обернулась к Майклу.
— Мой дом пытались поджечь.
— Что? — взволнованно спросил он.
— Не в буквальном смысле, — вздохнула Чарин. — Вы же знаете, сейчас применяют разные новшества при обновлении интерьера. В одной из стен замкнуло проводку, и есть небольшие разрушения. Наш отъезд домой опять откладывается. Ну что за напасть!
— Ваше имущество пострадало? — Майкл выглядел озабоченным.
Чарин издала вздох.
— Не уверена, но мне нужно поехать взглянуть самой. Только Ханны нет, чтоб присмотреть за детьми…
— Я позабочусь о них, — предложил Майкл, отправляя в рот последний кусочек хлеба.
Ее глаза округлились.
— Вы?
Он демонстративно огляделся.
— Да. Больше я никого здесь не вижу.
Голубые глаза продолжали подозрительно ощупывать его.
— Но вы же не любите детей.
Он метнул на нее сердитый взгляд.
— Возможно, я и не люблю большинство детей, но ваши мне нравятся.
Чарин с любопытством поинтересовалась:
— Правда?
— Честное слово. — Майкл посмотрел на настенные часы. — Значит, так: я заберу их на прогулку в город, угощу мороженым. К моменту нашего возвращения вы, должно быть, закончите свой осмотр и вернетесь домой.
Превосходный план. Кажется, ему удается завоевывать сердца без боя. Он был готов помочь ей, в то время как она не выполнила ни одной его просьбы… Чарин не могла оправиться от удивления.
