— Прости, Мэтью. — Фридом улыбнулся. — К сожалению, такого лекарства нет. Любовь — это счастье.
— Черт возьми! И как меня угораздило? Лучше бы я умер! — воскликнул в отчаянии Мэтью.
— Все будет хорошо, Мэтью, — заверил его Фридом, открывая дверь. — Не сопротивляйся своему чувству, прими его. И обещаю, что тебе сразу станет легче.
Тихонько пробираясь по залитому лунным светом коридору, Мариетта чувствовала себя настоящей преступницей. Было уже за полночь, и в доме Дроганов все спали. Во всяком случае, она на это надеялась. Ей тоже очень хотелось спать, но открытие, которое она сделала, изучая несколько часов подряд дневник Дэвида, прогнало сон. Мариетту переполняло чувство гордости, и она спешила поделиться новостью с Мэтью.
Крепко зажав книги в руках, она считала массивные деревянные двери. Только бы не ошибиться! Как будто вот эта ведет в спальню Мэтью? Мариетта нервно посмотрела по сторонам и тихонько постучала.
Одна томительная секунда тянулась за другой. Никакого ответа. Она постучала еще раз — погромче и прошептала:
— Маршал! Тишина.
Затаив дыхание, она потянула за дверную ручку. В то же мгновение ручка повернулась, дверь резко распахнулась, и Мариетта влетела в комнату, уткнувшись лицом в голую грудь Мэтью Кейгана.
— Что за?.. — Его сильные руки не дали ей упасть.
— Простите! — испуганно пролепетала она, пытаясь вырваться из объятий Мэтью.
Он облегчил эту задачу, взяв ее за плечи и слегка отодвинув от себя.
— Во имя всего святого, Этти! Что ты здесь делаешь? — удивленно спросил Мэтью.
Хотя комнату освещал только лунный свет, Мариетта видела, что на нем нет ничего, кроме простыни, обернутой вокруг бедер.
— О Господи! — пробормотала она в ужасе и отвернулась. — Да вы же го-голый!
— Тише! — резко скомандовал Мэтью, закрывая дверь. — А ты думала, что я сплю одетый в кровати? В ботинках?
Мариетта ахнула и снова отвернулась. Ее лицо горело, а сама она дрожала так, что колени стучали друг о друга.
— Ну, насколько я понимаю, ты пришла не на свидание, — сухо заметил он, поплотнее заворачиваясь в простыню.
— Я… я…
— А ты знаешь, что сделает Джон Дроган, если обнаружит нас здесь? — спросил Мэтью и шагнул вперед, но Мариетга отскочила в сторону. — Черт возьми, Этти, только не говори, что никогда прежде не видела голого мужчины.
Она покачала головой.
— Проклятие! Конечно, нет! Мистер Идеальный Профессор наверняка ложился в постель в ночной рубашке. Уверен, что за все годы замужества ты, кроме его коленок, ничего более впечатляющего не видела. — Мэтью прошел в другой конец комнаты и взял свои брюки. — Лучше отвернись, тут есть на что посмотреть.
Раздался шорох надеваемой одежды.
— А что сделает мистер Дроган, если узнает, что я приходила к вам?
Мэтью издал короткий сухой смешок.
— Еще до восхода солнца он заставит тебя взять фамилию Кейган. Джон — правоверный католик. Он не любит людей, которые по ночам шляются друг к другу в комнаты, особенно в его доме. Вот почему сыновья мистера Дрогана встречаются с женщинами в оранжерее.
Сказав это, Мэтью приготовился растолковать своей гостье, что глупо красться в чужую спальню ночью, тем более к мужчине, который провел вот уже несколько бессонных часов, то проклиная любовь на все лады, то вспоминая пикантные подробности прошлой ночи, проведенной с женщиной, ставшей для него наваждением.
Натянув рубаху, Мэтью открыл рот, чтобы начать свою лекцию, но неожиданно его взгляд упал на ноги Мариетты, и он увидел, что ночная рубашка была ей немного коротковата и из-под нее виднелись щиколотки. Он встречал немало красивых, хорошо сложенных женщин, которые разгуливали перед ним в чем мать родила, И Мэтью это зрелище всегда нравилось. Но стройные щиколотки и длинные узкие ступни Мариетты вдруг вызвали у него такое желание, что в ушах зазвенело. Все заготовленные слова выскочили из головы, он машинально двинулся к ней, словно глупая беспомощная мошка, которая летит на пламя.
— Мне нравится, как ты одета, Этти, — пробормотал он.
Его тон удивил Мариетту: кажется, он хотел сказать, что она выглядела бы гораздо привлекательнее, если бы была без ночной рубашки.
— С-спасибо. Это дала мне миссис Дроган.
Она почувствовала, что Мэтью стоит у нее за спиной. Ноги сами двинулись вперед, но маршал остановил ее, нежно обняв за плечи.
— Как хорошо! — прошептал он, щекоча своим теплым дыханием ее шею. — Зачем ты пришла ко мне, Этти?
— О… я… — смущенно начала она, но Мэтью перебил:
— Этти, милая, ты дрожишь как осиновый листочек. Замерзла? — Мэтью крепко прижал ее к себе. — Мне хочется согреть тебя, — прошептал он на ухо Мариетте, и его мягкие влажные губы прижались к ее шее. — Ты сводишь меня с ума.
Он ухватил ее за подбородок, лаская пальцами щеки, и повернул ее голову так, чтобы было удобнее целовать шею.
— Мэтью, пожалуйста!.. — Мариетта закрыла глаза. Между тем Мэтью пытался взять из ее рук книги.
— М-м, мне нравится, как ты произносишь мое имя. Ты назвала меня Мэтью и вчера ночью, помнишь?
— Нет, — ответила она слабым голосом.
— Ты сводишь меня с ума, — повторил он, пытаясь стянуть с ее плеч тонкую хлопчатобумажную рубашку. — Дом говорит, что от этого нет лекарства.
Он поцеловал ее в плечо. Смысл его слов дошел до Мариетты не сразу, словно луч прожектора, с трудом пробивающийся сквозь густой туман, чтобы указать путь заблудившемуся судну.
— Что? — тихо спросила она.
— Хм? — промычал Мэтью, не отрывая губ от ее затылка.
Мариетта тряхнула головой, положив конец его исследованиям.
— Что ты сейчас сказал?
— А? — Мэтью был так возбужден, что не мог вспомнить собственное имя, не то что свои последние слова.
— Доктор Дроган сказал, что от этого нет лекарства?
— От чего? — спросил он, не понимая, и снова схватил ее за плечи, но Мариетта, поморщившись от этой железной хватки, повернулась к нему лицом.
— О чем ты сейчас говорил?
На ее лице было написано осуждение, и Мэтью почувствовал страх, в груди снова начала пульсировать знакомая боль. Неужели он что-то не то сказал, вроде: «Этти, я болен тобой, и Дом утверждает, что лекарства тут не помогут»?
Мэтью был в отчаянии и мысленно искал путь к бегству. В голову не приходило ни одной спасительной мысли, и тогда он прибег к обычной тактике, которой пользуются мужчины, имеющие дело с чересчур гордыми женщинами: притворился, будто у него есть полное право сердиться.
— Не важно, что я сказал, это было не всерьез. И вообще я не могу отвечать за свои слова, когда женщина является ко мне среди ночи в таком виде!
