Евгения посмотрела на подругу и расхохоталась:
— Не думай ничего такого. Дмитрий Павлович много раз слышал о нашей игре. Про Еву ему уже надоело, поэтому он взялся за тебя.
— Фу, какая! Ты похожа на мать на самом деле, а не на Еву!
Гость поднялся к Лильке, легонько поклонился и сказал:
— А вот вы на самом деле похожи — вы, как Лилит в стихах Набокова и Гумилева. Они разные, но у вас есть что-то от каждой. Золото волос — от набоковской, а взгляд — как у Лилит Гумилева. Но что я вам рассказываю, вы сами читали, уверен. Итак, меня зовут Дмитрий Павлович Егоров. Я старый друг этого дома. А если вы тоже друг дома, значит, мы с вами друзья.
Лилька улыбнулась и порозовела. Потом кивнула.
— Очень приятно, — сказала она.
— Мне тоже.
Ирина Андреевна и Евгения наблюдали за этой сценой по-разному, как им казалось. Но если бы они знали, что увидели внезапно одно и то же, удивились бы.
Лилька — чужая. Как будто она выбросила платье, в котором казалась своей. Шорты и блузка — сплошная провокация. Она, конечно, надела их специально, для гостя — мужчины. Он должен заметить ее. Не важно, что он едет к другим женщинам.
— Итак, — Дмитрий Павлович повернулся к Евгении. — По цвету это ведро подходит к твоей футболке. Но бычки — черно-белые, значит, они вам тоже, Лилит, в масть. Идите, почистите их, поджарьте, а мы с Ириной поболтаем.
Евгения взяла у него ведро.
— Та-ак, наш заморский гость в своем амплуа. — Она поморщилась. — Ты чистила бычков хоть когда-нибудь? — Она посмотрела на Лильку.
— Нет, — подруга покачала головой. — Я их даже не видела ни разу в жизни.
— Сейчас они тебя увидят. — Евгения засмеялась и побежала вверх по ступенькам.
На кухне сняла крышку с ведерка и отшатнулась. На нее таращились мордатые рыбки, а глаза… На самом деле трудно сказать, кто на кого смотрит. А пахло от них свежими огурцами.
Лилька хмыкнула.
— Слушай, а может, поджарим филе сома? Я видела у вас в морозильнике. Раз-два и готово.
— Не выйдет. Мы должны не просто оценивать и восторгаться, а участвовать. Бери нож для рыбы, я — второй, и начали!
На кухне освобождались от чешуи бычки, а в кабинете Ирины Андреевны — слова от шелухи.
— Не будем ходить вокруг да около, — начала она прямо. — Знаешь, я даже хотела позвать тебя прокатиться куда-нибудь, где можно говорить то, что думаешь.
— А в этих местах — трудно, да? — Он указал рукой на сад, в который открыто окно. — Что-то мешает?
— Мешает, — сказала она. — Боль. Как посмотрю и представлю, что может случиться, сердце заходится.
— Ну, знаешь ли, никогда не подозревал у тебя слабого сердца, Ирина, — Дмитрий Павлович хмыкнул. — Я всегда думал, что такое у твоего мужа. И не ошибся.
— Да, к сожалению, ты не ошибся. Мне его не хватает…
Дмитрий Павлович протянул руку и стиснул ее левую, на которой она носила обручальное кольцо.
— Не думай о своей потере — думай о том, что обретает ушедший.
Она поморщилась.
— Я не воцерквленный человек, ты знаешь, — напомнила она.
— Я тоже, но иногда завидую им. Так хорошо — все умеют объяснить, да так складно. А главное — утешительно. Могу ли я тебя чем-то успокоить?
— Только правдой. Скажи мне, наше опытное хозяйство привлекательно для какого-то денежного мешка?
Он расхохотался.
— Аппетит неутолим, если желудок раздут. Разумеется. Шубки из норки еще никто не отменял. Зеленые попытались, ничего не вышло. Это все равно, что взять и отменить бриллианты. Мол, при их добыче терзается тело Земли. Можешь представить себе такую картину? Нет. Я тоже. Даже если отменят самого алмазного короля Оппенгеймера — не знаю, какого по счету, бриллианты все равно будут в цене.
— Но как можно отнять у нас хозяйство? Ты знаешь варианты?
— Ты тоже их знаешь, — хмыкнул он. — Проще простого — банкротство, а потом аукцион. За ничто, поняла?
— Но у нас прибыль, у нас нет долгов…
— Нет — значит, сделают.
— Что? Долги?
— Ну да. Легко. Как юрист, могу предложить желающим варианты. — Ирина Андреевна молчала, а он спросил: — Ты что-то знаешь?
— Нет. Просто интуиция. Каждую ночь в половине третьего она будит меня. — Карцева усмехнулась. — Никогда прежде такого не случалось.
— В три часа ночи начинает говорить с человеком его печень, — серьезным голосом объяснил он. — Она всегда выказывает свое недовольство именно в этот час. А печень, да будет тебе известно, первой принимает любой удар на себя.
— Вот откуда старая фраза: «Печенкой чувствую». — Ирина Андреевна от удивления округлила глаза.
— Конечно. Люди давно про это знали, но как-то забыли, — он усмехнулся. — Понимаешь, твоя печень уже что-то знает, а мозги — еще нет.
— Для этого я и сижу тут с тобой. А не за столом. — Она повела носом. — По-моему, девчонки жарят твоих бычков.
— Какие девы, — восхищенно вздохнул Дмитрий Павлович. — Опа-асные. Твоя — для мужчин, а ее подруга — для всего человечества.
— Ты о чем? — Ирина Андреевна удивленно посмотрела на приятеля.
— Не понимаешь? Ну да, материнская болезнь. Не видят того, что выросло перед носом! Да эта дева на самом деле Лилит. Бр-р… Только не снись мне ночами, Лилит!..
— Брось дурачиться. Тебе она неопасна.
— Без намеков, дорогая подруга. Я знаю все свои особенности и недостатки. Я их не только принимаю, но и люблю. Мне не страшны ни женщины, ни мужчины. Но забавно наблюдать, когда на тебя делают стойку, как на дичь. Это при том, что ей хорошо известно: данный объект — чужая добыча.
Ирина Андреевна махнула рукой. Не хватает еще Лильку обсуждать, до того ли ей?
— Мама, Дмитрий Павлович, за стол! — в дверном проеме возникла Евгения и тут же исчезла.
Блюдо, которое называла бабушка аэродромом за необъятный размер, уже стояло на столе. Безголовые бычки выложены ромашкой.
— Роскошно, девы! — восторгался Дмитрий Павлович. — Никогда в жизни никто не обходился с моими бычками с такой высокохудожественной нежностью, — говорил он, разворачивая хрустящую салфетку и опуская ее на колени. — Но! — Он поднял указательный палец вверх. — Кости. Опять-таки рыбьими костями озабочены не только мы. Уже древние греки ввели обычай сервировать рыбу кусочком лимона. Почему? — Он обвел глазами каждую. — Они верили, что, если проглотишь косточку, лимонный сок ее растворит. Эти мудрые греки мудры во всем. Евгения, где лимон?
Евгения вскочила со стула и убежала на кухню. Она вернулась с нарезанными дольками на белой тарелочке.
