— Поскольку ты отняла часть меня, — смеясь сообщил он, — может быть, тебе досталась та, которая отвечает за любовь к греческой жаре.
— Я думала, что я забрала тебя всего целиком, а не часть…
Он целовал ее, соглашаясь и отдавая себя с такой готовность, с какой… Впрочем, такая готовность посещала его не только на рассвете… Евгения засмеялась. И не нужно никаких феромоновых приманок.
За спиной белел маленький старинный городок Линдос, с красными цветами ее любимого гибискуса вокруг домов. Эти цветы вышиты на скатертях, на занавесках, на покрывалах. Кажется, весь город накрыт ими, с самой верхней точки — на горе, до самой нижней, в бухте.
За городом — оливковая роща, посаженная предками Костаса. Дальше — горы, с вершины которых видно море. Вот это, которое у нее перед глазами. Бескрайнее, бездонное. Она готова сидеть и смотреть на него, не отрываясь. Иногда ей казалось, что смотрит на него, а заглядывает в себя.
— Девушка, вы кого-то ждете? — однажды спросил Костас, подкравшись к ней сзади.
Она отвечала, не оборачиваясь:
— Жду. И он уже здесь.
А потом эти слова стали их утренним паролем.
Глядя на воду, Евгения всегда испытывала чувство благодарности. Но сегодня утро особенного дня, это уже третий такой по счету ее жизни. Три года, как они с Костей поженились.
Тихие волны лизали песок, она следила за ними. Ждешь подарок? — спросила она себя. Главный подарок уже есть. Самой себе она могла в этом признаться и не показаться смешной. Это ее жизнь. Но не просто само существование в этом мире, а та жизнь, которую ты сама создаешь ежедневно, постоянно…
Свое блюдо жизни ты готовишь из всего — из поступков, отношений, слов, взглядов, приправленных интуицией, упорством. Твоя главная задача — не испортить продукты, которые у тебя есть. Не добавить тех в твое блюдо жизни, которые испортят его. Не надо отталкивать со страхом то, что кажется болезненным, печальным — это лишь жгучая приправа. В небольшом количестве — даже полезно. Как для мусаки, улыбнулась она. Это греческое блюдо, в котором есть все…
Она собиралась рассказать об этом матери. Ирина Андреевна сейчас в Афинах, на конференции. Евгения сделала свой доклад по репеллентам на два дня раньше. А вечером мать будет у них.
Евгения встала с циновки, надела купальную шапочку, очки для плавания и вошла в море. Прохладная вода ужалила кожу, Евгения поежилась и нырнула в волну.
Она плыла, как игривый дельфин, выскакивая из воды и снова ныряя. Потом легла на воду лицом вниз, она любила рассматривать рыбок.
Не спеша они скользили под ней, грациозные, независимые. Полосатые, пятнистые, размером с ладонь и больше. Раньше казалось, стоит протянуть руку — они твои. Она попыталась, но скоро поняла — соленая вода не подпускает к ним.
Евгения перевернулась на спину и сквозь очки смотрела на солнце. Оно разбрасывало лучи с такой силой, что пронизывало всю толщу воды. Плывя на спине, чувствуешь каждый позвонок, ей нравилось уверенно владеть своим телом, а значит — собой. Теперь можно плыть к берегу, брассом.
Едва опустив лицо в воду, Евгения вынырнула на поверхность. Что это? Видения из прошлого?
Она снова опустила лицо, уже медленно, широко раскрыв глаза. Она чувствовала, как сердце колотится быстрее. Евгения вытянула руку, попыталась нырнуть. На дне, на песке, лежал таблоид. Кто-то оставил на берегу толстую газету, а волна смыла. Она раскрыта на этой странице, как будто специально для нее…
Евгения вынырнула, потом попыталась снова преодолеть сопротивление воды. Не вышло — море сопротивлялось. Страница колыхалась на дне, сверху проплывали рыбки, полные достоинства. Евгения сдалась. Она повернула к берегу.
Она хорошо рассмотрела фотографию и прочла подпись по-английски. Никаких сомнений, кто такая мадам «Лилит Сирнель». Это Лилька. Такие синие глаза и рыжие локоны — ее.
Все остальное — неправда. Не могла она уйти в мир иной, как написано в газете.
Евгения стянула с головы тугую шапочку, выпуская влажные волосы на свободу, сняла очки. Посмотрела на воду. Сердце ее никак не могло успокоиться, оно трепетало, как волны у кромки песка.
Надо же — увидеть Лилькин портрет на дне моря…
Она набросила на плечи широкое оранжевое полотенце. Значит ли это, что Лилькина жизнь удалась? Если ее портрет помещен в таблоиде? Бизнес тоже удался? «Лилит Сурнель», — написано в газете, — «влажная туалетная бумага, освежающие салфетки разного назначения. Поставки в страны Восточной Европы».
Но там написано, что она умерла, одернула она себя, пытаясь проникнуться новостью. Смешно! Да она снова хочет кого-то обмануть. Скорее всего, бежит от кого-то… Но теперь не Лилия Решетникова, а Лилит Сурнель.
Бежит от своего мадагаскарского мужа? Или уже покинула его раньше, прихватив кусочек его бизнеса?
Нет, она не может умереть, как тысячелетия жива настоящая Лилит. Она перевоплощается из одного тела в другое. И мучает, мучает, мучает тех… кто готов мучиться.
Евгения ходила по песку, не отрывая глаз от моря. Поискать таблоид? Но она даже не знает, как называется газета, в какой стране выходит. Ее, видимо, привез кто-то из туристов, а их здесь — не сосчитать.
А зачем ей знать? Она внезапно остановилась, волна омыла маленькую стопу, лизнула тонкую щиколотку. Достаточно того, что она уже знает — Лилька исчезла из их жизни сразу после аукциона. Она отправила по электронной почте заявление об уходе. Вот и все. Она помнит, как радовалась мать, что незадолго до этого получила Лилькины деньги и отдала ей.
— Я чиста перед Мариной, — сказала она, имея в виду мать Лильки.
В тот же вечер Ирина Андреевна рассказала Евгении о том, что произошло в Новосибирске двадцать пять лет и девять месяцев назад.
Евгения предполагала что-то похожее…
Потом, год спустя, гуляя по Интернету, наткнулась на объявление: «Лилит. Приворот по-научному». Это она? Или, может быть, вот это она: «Лилит. Кошачий антисекс. Надежно»? Возможно и то и другое…
Она огляделась. Нигде никого. Только она и Лилька. Вдвоем, рядом, но не вместе…
Солнце пригревало. Евгения вернулась к циновке, села на нее. Она успокаивалась. Их общее прошлое уверяло ее: Лилька жива, просто она готовится к новому броску. Куда-то? К кому-то?
Евгения легла, вытянулась во весь рост. Скоро придет Костас и приведет детей. У них уже двое. Мальчик Тимофей и девочка Мария. Костас приведет кого-то еще. Она закрыла глаза и под веками вспыхнуло солнце, только мягкое, пушистое, с пятнышками и крапинками. Она улыбалась. Он приведет всеобщего любимца по имени Тильдик.
Таежный человек Вадим не шутил, когда говорил ей, что готовит свадебный подарок. Он приехал на Родос и привез котенка той самой Фруськи, на которой Евгении, к счастью, не удалось проверить свой репеллент…
