За весь ужин Блез ни разу не обмолвился о своих истинных намерениях по отношению к Мари-Жанне, и та была благодарна ему за это – спешить было излишне.
На прощанье, когда Блез усаживал девушек в пролётку, он позволил себе лишь поцеловать руку предмету своего внимания.
* * *
Прошло несколько дней, Мари-Жанна по-прежнему вставала рано утром, умывалась, наскоро завтракала и направлялась в магазин Лябиля. В последние дни ей было особенно тяжело: всё раздражало, даже подруги, а особенно мадам Рози, которая заметила совершенное равнодушие девушки к своим профессиональным обязанностям.
Наконец, она не выдержала и, отозвав Мари-Жанну в сторону, устроила ей выговор:
– Милочка, если ты хочешь остаться служить у господина Лябиля, ты должна быть внимательней и ответственней. Вчера ты изобразила на эскизе совершенно не то, что желала покупательница. Хорошо, что она спокойно отреагировала на твою оплошность. Если так дальше пойдут дела, я поставлю вопрос перед хозяином о твоём расчёте. Тебе есть куда пойти?
От подобного тона и прямого вопроса девушка растерялась: а действительно, куда она пойдёт? – к матери, – исключено, она сама на содержании галантерейщика, тот и так много сделал для Мари-Жанны, оплачивая её пребывание в монастыре. Оставался только один вариант – Блез Ламэ, но он ещё ничего не предложил девушке.
– Простите меня, мадам Рози. Впредь я буду прилежней.
Мадам Рози была женщиной незлобной, пройдя путь от простой модистки до начальницы, она понимала, насколько тяжело молоденьким девушкам жить на крохотное жалованье, когда вокруг столько соблазнов. Мало того, у них почти не бывало свободного времени, так как магазин закрывался достаточно поздно, так им приходилось ещё и терпеть порой капризы клиенток. Некоторые модистки плакали украдкой.
Этим же вечером, когда Мари-Жанна могла уединиться в своей комнатушке, она попросила перо, чернила и бумагу у мадам Рози, под предлогом написать записку матери и, обдумав последствия своего дерзкого шага, вывела первые строки:
«Месье Ламэ!
Я осмелилась на это письмо только под действием крайних непреодолимых обстоятельств. Служа в магазине господина Лябиля, мне приходится каждый день сталкиваться с несправедливостью и жестоким обращением, как со стороны старшей модистки, так и со стороны самого хозяина. Мне порой тяжело настолько, что я ночи напролёт плачу в подушку. Моего же мизерного жалованья не хватает даже на то, что бы купить себе лишнюю пару чулок или приличные туфли. Я вынуждена носить обувь от сапожника, у которого заказывают кухарки и прачки.
Я видела ваши взгляды и вполне нахожу им объяснение – ваши чувства говорят сами за себя. Возможно, мне не пристало самой делать первый шаг навстречу мужчине, но я не стесняюсь своих желаний и потому говорю вам: если вы согласны взять меня на содержание, быть внимательным и добрым ко мне, то я непременно отвечу вам любовью, на которую только может быть способна женщина в моём возрасте.
Если же у нас родятся дети, то мы по обоюдному желанию можем определить их в монастырский приют.
Мари-Жанна Бекю-Гомар».
Парикмахер, получив послание Мари-Жанны, был настолько растроган проявлением её чувств и откровенным признанием, что тотчас велел кучеру закладывать пролётку, и направился к магазину Лябиля.
Ламэ приехал достаточно рано, магазин ещё не был закрыт, и он решил войти в него, дабы ознакомиться с обстановкой. То, что увидел Блез, расстроило его, и он убедился в правоте Мари-Жанны. Он вошёл как раз в тот момент, когда модистка, в соответствии с обещанием, данным мадам Рози – быть прилежной – пыталась угодить некой пожилой даме с весьма дурной фигурой. Дама резко разговаривала с девушкой, та же терялась под её напором. Наконец мадам Рози, предчувствуя всплеск недовольства капризной покупательницы, попыталась смягчить ситуацию, отчего вышло только хуже.
Дама развернулась к мадам Рози во всю свою ширь и обратилась уже к ней:
– Сударыня, ваши девушки дурно воспитаны, ленивы и не справляются со своими обязанностями!
Мари-Жанна залилась краской: такого позора она ещё не испытывала ни разу за полгода пребывания у Лябиля, напротив – её эскизы устраивали всех покупательниц, но эта особа была явно настроена на скандал.
Мадам Рози посмотрела эскизы, выполненные девушкой, их было три и они вполне соответствовали запросам скандальной особы, но та не унималась, набросившись уже на старшую модистку.
– Я желаю видеть господина Лябиля! Немедленно! – надрывалась она. – Скажите ему, что с ним желает говорить графиня де Монтескью!
Перепуганная мадам Рози помчалась за Лябилем. В этот момент Ламэ, доселе не замеченный Мари-Жанной, подошёл к ней.
Та смутилась.
– О, месье Ламэ! Вы наблюдали за всем этим ужасом?!
– Да, к сожалению. И я пришёл к твёрдому убеждению, что вам здесь не место. Прошу вас, соберите свои вещи, и мы тот час направимся на Фий дю Кавальер. Пролётка ожидает нас у входа в магазин.
В этот момент Мари-Жанна испытала неописуемое чувство признательности к Ламэ, и заплакала от счастья.
Когда появился господин Лябиль, а за ним – и мадам Рози, девушка уже собиралась оставить эскиз на одном из прилавков с тканями и направиться в свою комнату. Ламэ понял, что продолжение неприятного разговора неизбежно и требуется его вмешательство. Он встал перед Мари-Жанной. И пока графиня де Монтескью, в порыве снобизма и злобы излагала свои необоснованные претензии Лябилю, Блез собрался духом и высказался:
– Господин Лябиль! – все присутствующие тотчас повернулись к Ламэ, с удивлением воззрились на него. – Я прекрасно видел, как всё произошло. Сия дама, – он указал на графиню, – совершенно не заслуженно накричала на модисток. Поэтому, я как человек, ответственный за судьбу молодой особы Мари-Жанны Бекю-Гомар, забираю её отсюда сей же момент, считая, что более она не может пребывать там, где царит несправедливость и унижение.
Лябиль опешил под подобных слов, по всему было видно, что господин, вступившийся за модистку – человек состоятельный и умеющий дать достойный отпор. Графиня же взвизгнула, понимая, что не доведёт дело до конца и не насладиться слёзами молодой девушки.
– Это неслыханно! – воскликнула она. – Какой-то щёголь вмешивается в разговор достойных людей!!!
– Сударыня, – перешёл в атаку Блез. – Мне безразличен ваш титул, вы ведёте себя как на городском рынке. Я – Блез Ламэ, владелец парикмахерской на Фий дю Кавальер, а отнюдь – не щеголь, как вы изволили выразиться. Мари-Жанна, ступайте к себе в комнату и соберите вещи!
Лябиль окончательно лишился дара речи: мало того, что он не знал, как утихомирить скандальную графину, так ещё и терял модистку, которая вполне прилично выполняла свои обязанности.
* * *
Мари-Жанна села в пролётку, держа в руках небольшой узелок – всё своё скромное имущество. Блез, переполненный чувством сострадания, нежностью и желанием, помог девушке устроиться как можно удобней. Он, всю дорогу поддерживая Мари-Жанну под локоть, хранил благоговейное молчание, понимая, что девушка порвала с прошлым и для неё начинается совершенно новая фаза жизни – сознательно стать содержанкой. Не каждая на это согласится, ведь всякая юная барышня стремится выйти замуж, а не иметь любовника-покровителя.
