Читатели тоже не отставали, один из них написал, что он всегда читает нашу газету. Иногда даже до того, как она выйдет. К своему посланию он приложил забавную фотографию: на мусорных баках было написано «русский вариант-4». Интересно было бы узнать, что собой представляют первые три? Но тут мне на глаза попалась фраза, на которую я не знала, как реагировать. На всякий случай позвонила в отдел информации.
— Я ваш материал вычитываю. Просветите меня, пожалуйста. Федеральный центр медицинской сексологии и сексопатологии действительно находится на улице Потешной?
Возникла пауза. Сначала задумались, потом засмеялись, потом выдали:
— Действительно на Потешной.
И я снова углубилась в чтение. Тут прибежал отвсек Олег Александров. Почему этот вопрос был адресован именно мне, до сих пор остается загадкой для всех. Я вычитывала текст, посвященный грядущему пивному фестивалю «Oktoberfest», так что сумеречное немецкое наречие полностью оккупировало мозги.
— Привет, ты не знаешь, как по-украински будет «небо»?
— Der Himmel, — ответила я машинально.
— Ты уверена? — Олег осекся.
— Артикль вроде бы der, точно сейчас не помню, но Himmel — точно.
— Ты уверена, что по-украински небо будет der Himmel?
— А при чем тут украинский?
— При том! Журналисты, блин!! — Он, что-то ворча себе под нос, побежал дальше.
Через десять минут он прибежал опять:
— Ты не помнишь, как переводится der Stolz?
— Честь или гордость. Что-то в этом роде.
— A auf Stolz — девственница, что ли?..
— Уйди, чудовище! Глагол aufstolz переводится как «гордиться». А девственница, чтоб ты знал, по-немецки будет die Jungfer.
— А старая дева? — не унимался Олег.
— Die alter Jungfer.
— Все-то ты знаешь.
— Я знаю все, но неточно.
Я заканчивала работу. Включила проверку орфографии. Компьютер, наверное, одурев от наших разговоров, мультиканальные системы выдал как мультик анальные. Просто песня!
Тут прибежала Машка:
— Привет. Как дела?
— Вроде заканчиваю. Но у меня к твоей статье вопрос, вернее, пожелание. Все хорошо, но конец сухой.
— Он и должен быть сухим.
— Маша…
— Что-то не так?
— Все нормально.
— Вот фото на обложку. Отнеси потом в фотоотдел Лауре. Только напиши, что это на обложку, чтобы она не запуталась.
— Хорошо, договорились.
Закончив правку, я положила фотографии в конверт, на котором написала «облажка», и пошла в фотоотдел.
— Ты что написала?! — набросилась на меня Лаура. — Еще накаркаешь!
— А что такое?
— Ты посмотри внимательно, что ты изобразила. Красным маркером на конверте было выведено злополучное «облажка».
— Ты с мое тексты поправь, не такое напишешь.
После всего этого дурдома мне предстояло самой себе сочинить аккредитацию на закрытый модный показ. Голова, если честно, отказывалась соображать вообще. Казалось, что сейчас она раздуется до невообразимых размеров, как воздушный шарик, а потом с шумом лопнет.
Прежде чем отнести сей шедевр на подпись начальству, я внимательно прочитала его три раза. Опечаток вроде бы не было. Ошибок тоже.
Прежде чем поставить свою размашистую подпись, Карина спросила:
— Ты не просветишь меня, кто такой первый глам. замного редактора?
Я поняла — это клиника. Это пластырем не лечится.
Забегая вперед, скажу, что, когда газета вышла, стало ясно, что снимок, украшающий первую полосу, соответствовал моему определению. Это действительно была облажка. «И с этим не поспоришь», — как любил говорить к месту и не к месту один известный телеведущий.
Досталось всем. В первую очередь — фотоотделу. Потом остальным. За компанию.
Разделавшись с работой, я поехала на закрытую вечеринку, где среди светской публики можно было выцепить будущих «жертв». Да и развеяться не мешало. Смена обстановки еще никому не вредила.
Утонув в мягком кресле, я немного перевела дух. Осмотрелась. Уютный интерьер, приглушенный свет действовали расслабляюще. Народ только-только начинал собираться, а время уже близилось к одиннадцати. Публика была, что называется, «сливки общества». Дамы не спеша потягивали вино и рассказывали друг другу о последних заграничных поездках. Одна встретила в Лондоне дочь лучшей подруги, другая — в Париже мужа двоюродной сестры… И тут я поняла, что хочу есть. Невообразимо хочу есть и больше ни о чем думать не могу. Наверное, организм, натерпевшийся в течение дня от стрессов и перегрузок, взбунтовался и потребовал свое. Но еды в обозримом пространстве не наблюдалось, и я уже начала думать, что и не предвидится. На такие мероприятия публика приходит, чтобы пообщаться. Но тут официанты стали разносить по залу подносы с канапе, тарталетками с салатом и пирожки. Светские дамы вежливо отказывались, все так же попивали вино и беспечно щебетали о чем-то своем. Когда официант поравнялся со мной, я чуть было не впала в ступор, поскольку мозг, похоже, отказывался принимать одновременно столь противоречивые команды. Программа чуть не зависла, как сказал бы мой приятель Хакер — компьютерный гений. Есть хотелось так, что свело все внутренности, но надо было держать марку, и показаться самой голодной мне не хотелось. Никто не узнает, чего мне стоило ответить официанту: «Спасибо, я не хочу». Я сама не верила сказанному, не верила, что это сказала именно я. Но вот, похоже, моим мучениям пришел конец. Прибежала стайка девочек-манекенщиц, которые в силу возраста не были обременены такими ненужными условностями, как тонкости этикета. Они атаковали бедного официанта и за пять минут умяли все пирожки и канапе. Он ушел за добавкой. И когда он появился в следующий раз, я, примкнув к девчонкам, своего не упустила. Это был высший кайф! Это было что-то такое… не передать! В общем, вечер удался.
На этой вечеринке я встретила знакомых, с которыми не виделась, кажется, вечность. Такое, впрочем, случалось почти на любом светском мероприятии: кого-нибудь да встретишь. После тусовки поступило предложение поехать в ресторанчик, который располагался буквально в двух шагах. Почему я поддержала эту идею, а не поехала домой, не могу объяснить до сих пор.
В небольшом зальчике почти не было народа, занято всего три столика. Таперы что-то вяло играли на фоно и на гитаре. И тут же воспрянули, увидев нашу шумную компанию. Мы оккупировали два столика, сдвинув их рядом, поскольку компания собралась немаленькая — человек восемь. Ребята заказали еще что-то выпить и закусить, но я понимала, что мне на сегодня уже хватит, и решила заказать только кофе. За соседним столиком сидела парочка, они о чем-то мило беседовали. Парень оказался немцем. Услышав знакомую немецкую речь, я почему-то обратилась к нему:
