— Ты с ним общалась потому, что у него было зелье?
— Да, поначалу было так.
Я показал в сторону полуживого усача.
— А что тебя связывает с ним?
— Он иногда сбывал товар Ахмеда.
— Хорошая из вас получилась троица!
— А почему бы нет?
— Тебя с Ахмедом связывало нечто большее, чем просто бизнес?
— Он мне очень нравился.
— А этот?
— С ним только бизнес.
— А ты не исключаешь, что, несмотря на общие темные делишки, он мог возревновать Ахмеда и засадить ему нож в спину?
— Нет, этого не было.
Я ей поверил.
— Откуда Ахмед брал порошок?
— Понятия не имею.
— Я спрашиваю, откуда Ахмед брал товар?
— Я же сказала, что не знаю.
— Слушай меня внимательно, сестренка. Если ты мне сейчас же не расскажешь всю правду, в два счета окажешься на нарах вместе с дружком.
Она облизнула губы и закатила глаза. Я подумал, не пришло ли ей в голову разжалобить меня, театрально заламывая руки. Но она лишь равнодушно заметила:
— Тебе ли не знать, что в бизнесе не надо разевать рот. Мы хорошо ладили с Ахмедом, но он никогда не говорил мне, откуда брал товар. Меньше знаешь — меньше выболтаешь.
К сожалению, она была совершенно права. И все-таки сейчас я ей не верил.
— Ты знала его семью?
— Он не часто рассказывал о семье.
— Тебе известно, что младшая сестра его жены сидит на игле?
— Да.
— А тебе известно, что именно он и посадил ее на иглу?
Я не имел понятия, кто кого посадил на иглу, но появилась возможность зацепиться за это и выведать у нее кое-что. Она помедлила и сдавленно буркнула:
— Да.
Я мысленно похлопал себя по плечу и еще раз подумал о семье Эргюнов.
— Но он хотел вытащить ее… из…
Ханна напряглась. Глаза бесцельно уставились в одну точку, и она погрузилась в свои мысли или воспоминания. Конечно, нелегко ей было говорить о том, как соскочить с иглы, когда сидишь на ней.
— И как же он хотел ее вытащить? — полюбопытствовал я.
— Хотел отправить в санаторий. Уже нашел место для нее. Что-то в этом роде.
В моей голове родилась еще одна идея.
— А сам Ахмед не хотел завязать с наркотиками?
— Хотел, — подтвердила Ханна.
— И что он собирался делать?
— Хотел уехать отсюда с семьей. У него было немного денег, он хотел купить дом. Подальше отсюда.
— А семья знала о его планах?
— Не думаю.
Я должен был обязательно выяснить, с кем Ахмед Хамул был повязан в торговле наркотиками.
— В день смерти Ахмед был здесь?
— Мм-м.
Ханна смотрела через мутное стекло на все еще освещенную солнцем улицу. Я видел только ее узкую спину. Из изнуренного тела торчком выпирали худые лопатки.
— В какое время он пришел сюда?
— Во второй половине дня.
— А точнее?
Она повернулась, еще глубже засунула руки в карманы, и вдруг ее лицо прояснилось. Она была очень раздражена.
— Слушай, ты, поганая ищейка, разве это так важно?
— Да, важно.
Ханна подошла к столу и выдернула из пачки сигарету.
— Он пришел примерно в четыре часа, а в половине шестого ушел.
— Он сказал, куда?
— Нет, упомянул только, что должен что-то забрать.
— Порошок?
— Нет, плюшевого мишку, — огрызнулась она.
— Ты же сказала, что он хотел завязать.
— Но для этого тоже нужны деньги.
— Кто-нибудь звонил ему перед тем, как он ушел?
— Да, один его кореш.
— Кореш?
— Ну да. Его соотечественник. Он так сказал.
— И ты поверила?
— Не знаю. Я взяла трубку, и тот тип нормально говорил по-немецки. Может быть, с легким акцентом, но почти незаметным…
— А акцент был не искусственный? — уточнил я.
— Понятия не имею.
— А голос? Какой был голос?
— Голос как голос.
— Низкий? Высокий? Гнусавый? Чего-нибудь особенного в голосе не было?
— Эй, слушай! Я с ним и двух слов не сказала. Откуда мне знать, что у него было — насморк или грибок на ногах.
— Ахмед говорил с ним по-немецки?
— Он все время повторял «да».
— Когда был звонок?
— Вскоре после звонка Ахмед ушел.
Я поковырял пальцем в ухе, ожидая появления свежих мыслей. Ханна Хехт грызла ногти и смотрела на меня, как на назойливого продавца пылесосов.
Где-то должна быть зацепка. Где-то должен быть человек, который снабжал Ахмеда Хамула героином и который попытался сбить меня на своем «фиате».
— У тебя есть свежие газеты?
— Ты долго еще будешь тут торчать? — обозлилась Ханна.
— Пока не иссякнут все вопросы. Итак, я спрашиваю, у тебя есть свежие газеты?
— Нет.
Я взял парабеллум и подержал его над краем стола.
— Пойдем-ка в соседнюю комнату. Может быть, там найдется что-нибудь интересное?
— Зачем тебе эти гребаные газеты?
— Посмотреть, какой сегодня курс акций. Давай, двигай!
Ханна неохотно двинулась на кухню впереди меня, потом через прихожую прошла в другую комнату. Усатый все еще мирно спал.
Рабочий кабинет Ханны состоял из кровати размером два на два метра, укрытой блестящим атласным покрывалом небесно-голубого цвета, платяного шкафа и многочисленных шкатулок с выдвижными ящичками. На белом пластиковом столе лежали замусоленные порнографические журналы. Я взял один из них, полистал и бросил на место.
— Клиент может по журналу выбрать любую позу?
— Он может и схлопотать, если очень захочет.
Я отложил журнал в сторону.
— Итак, если есть газеты, дай их мне.
— Нет у меня никаких газет.
Я дернул дверцу шкафа и начал выбрасывать из него все шмотки. Ханна побелела от гнева. Она зыркала на меня горящими глазами, как кошка, готовая к прыжку.
Через какое-то время я уже выбрасывал из шкафа последние трусы и колготки. Шкаф опустел. Комната выглядела как корзина на распродаже белья и одежды в крупном универмаге.
