— А Гавк — это кто? — спросил Юнас Гуаве.
— Моя дочь, — ответила Лаура.
На лице Юнаса Гуаве появилось недоумение.
— Я пошутила, — сказала Лаура, — мою дочь зовут Юлия. Впрочем, ее и Гавком можно назвать — запросто. Гавк — это наша собака. Вообще-то это собака Юлии. Ну, знаете, как обычно бывает. Дети просят собаку, ее покупают, а через неделю им уже неохота с ней гулять. Поэтому теперь эта собака моя и Ларса-Эйвинда. На эту неделю наши друзья взяли Гавка с собой в горы.
Юнас Гуаве кивнул. Лаура говорила. Не бей Юнаса Гуаве. Будь с ним обходительной. Юнас Гуаве не виноват, что пять минут назад Лауре хотелось лазить с ним по деревьям, а сейчас она только и мечтает, чтобы он убрался поскорее. Говорила Лаура тихо. Пошел снег. На них падали снежинки. Если они простоят тут долго, то превратятся в два сугроба. Лаура смотрела Юнасу Гуаве в глаза. На красное пятнышко на шее. Нет, не бородавка. Просто тут была маленькая родинка, а он содрал ее.
— Нам его отдали бесплатно в приюте для бездомных собак. И предупредили, что ворота надо закрывать. Гавку плевать на машины — он их вообще не замечает. Прямо как моя сестра. Она тоже не разбирается в дорожном движении. То и дело названивает и спрашивает, как ей куда-нибудь проехать. На редкость беспомощная. А сейчас она едет в Швецию, в гости к нашему отцу. Он умирает.
Лаура остановилась, чтобы перевести дух, и заметила, что Юнасу Гуаве ее болтовня начала надоедать.
— Я тоже скоро уеду, — сказала она.
— В Швецию? — спросил Юнас Гуаве.
— Да. Я тоже хочу съездить к отцу. Может, у меня последняя возможность застать его в живых. Мы все поедем по отдельности, а там встретимся. Я и мои сестры.
Посмотрев на Юнаса Гуаве, Лаура рассмеялась. Она каждое утро заплетала волосы в косу. Коса доставала уже до ягодиц.
— А когда я вернусь, займемся продажей дома, хорошо?
* * *
Лаура решила купить цветы. Надо пройтись по магазинам и заодно купить цветы. Украсить дом.
Юнас Гуаве ушел, и она собралась остаток дня потратить на приготовление ужина, чтобы приятно удивить Ларса-Эйвинда, когда тот вернется вечером домой. Сначала она приготовит суп. Зазвонил мобильник. Эрика.
— Ты не передумала? — спросила она.
Эрика сидела в машине. Она уже пересекла границу и теперь заехала на заправку выпить кофе и немного поспать в машине. Ее сын сейчас в Польше, на экскурсии по концлагерям. Лаура знала, что Эрика постоянно думает о сыне.
— Нет, — ответила Лаура, — пока не решила. У меня столько дел дома, столько всего надо успеть.
— То есть ты приедешь?
— Нет. А то я ничего не успею.
— Надеюсь, ты все же приедешь.
— Ну в таком случае мы все должны приехать, — сказала Лаура, — я позвоню Молли и узнаю, очень ли она занята.
— Да он перепугается до смерти, — сказала Эрика.
— Перепугается?
— Ну да, если вдруг мы заявимся к нему втроем.
— Пусть пугается на здоровье, — рассмеялась Лаура и добавила: — Наверно, это неплохая идея: он хоть посмотрит перед смертью, как мы выглядим, и узнает наши имена..
— Он никогда не умрет, — сказала Эрика, — но уверяет, что это конец.
Лаура услышала шорох. Может, это бумажный стаканчик с кофе? Хорошо бы, сестрица не облилась горячим кофе прямо в машине.
— Какие у тебя еще дела остались? — спросила Эрика.
— Дела?
— Ты сказала, что у тебя куча домашних дел. Что-то случилось?
— Все в порядке, но я хочу продать этот дом и переехать отсюда.
Лаура услышала вздох, а потом Эрика спросила:
— Почему вдруг?
— Не знаю, — сказала Лаура, — нам не нравится тут. Местные жители очень зажатые. А сейчас они собираются насильно выселить отсюда одного старика потому, что он дарит маленьким соседским девочкам браслеты.
— А зачем он дарит им браслеты?
— Понятия не имею. Юлии тоже подарил несколько штук. Он их сам делает.
— Но почему он дарит девочкам браслеты?
— Не знаю, — ответила Лаура. Ей хотелось побыстрее закончить этот разговор.
— Ясное дело, люди нервничают.
Вздохнув, Лаура сказала:
— Да, но они хотят выселить его отсюда просто потому, что он им не нравится!
— Знаешь, он странно себя ведет, — сказала Эрика, — я бы не позволила Юлии брать у него браслеты.
— Да-да. — Лаура сменила тему разговора: — Слушай, если случайно будешь говорить с Ларсом-Эйвиндом — например, позвонишь сюда, а трубку возьмет он, — то не говори ему, что мы продаем дом. Он еще не привык к этой мысли.
— Мне пора, — сказала Эрика.
— Пока, — ответила Лаура. Подняв голову, она посмотрела в окно, на снег, падающий на траву, цветочные вазы, березу, зеленые ворота. Надо будет вечером поиграть с Юлией и Еспером в саду. Да, так она и сделает. Она не будет никуда спешить и злиться. Только бы Еспер выздоровел. Когда у него температура, он просыпается по ночам, плачет, жалуется на боль и его ничем не успокоишь.
В детском саду ему не нравится, он отходит в сторонку и по-стариковски морщит лоб. Может, ему надо было сегодня остаться дома? Нет-нет, все хорошо. Насморк несильный. Наверное, немного вспотел, но это потому, что он долго не выходил на улицу и искал варежки Юлии. Все замечательно. Вечером они слепят снеговика, воткнут ему вместо носа морковку, а вокруг шеи повяжут большой клетчатый шарф. На ужин она приготовит шоколад со взбитыми сливками и напечет вафель. Детям разрешат спать вместе с родителями, на их большой кровати. И ничего страшного, если Юлия с Еспером будут возиться и толкаться. Обычно, когда дети залезали к ним в постель, Лаура с Ларсом-Эйвиндом не могли выспаться, поэтому они решили: никаких детей в кровати по ночам. Ладно, сегодня можно сделать исключение, и пусть дети толкаются и возятся. Все будет замечательно. Все уладится.
— Веди осторожно, — сказала Лаура в трубку, но Эрика уже отключилась.
* * *
Пол в маленьком тесном коридоре был покрыт темным паркетом, а на стенах, обшитых нестругаными сосновыми досками, множество крючочков и вешалок для разной зимней одежды, хотя обычно одежду сваливали на пол в кучу, где потом, когда таял снег, от нее оставались мокрые влажные пятна. Лаура вновь стояла в этом маленьком тесном помещении, которое она мечтала отремонтировать по образцу, предлагаемому дизайнерскими журналами с фотографиями просторных прихожих с белыми стенами. (Если кухня — сердце дома, то прихожая — его руки! Именно прихожая ежедневно приветствует тебя, твою семью и твоих гостей!) Она натянула на себя шерстяной свитер, куртку, теплые сапоги, длинный шарф и шапку. Ее варежки, которые валялись на полу в лужице воды, насквозь промокли, и ей пришлось искать в шкафу другие. Она нашла одну желтую шерстяную варежку и одну забытую кем-то коричневую кожаную перчатку с меховой оторочкой. Ладно, сойдёт. До центра она и так дойдет. А там снимет перчатку с варежкой и спрячет их в сумку. Лауре нужно купить еды на ужин. Сначала она отправится в турецкую лавочку за свежими овощами, потом в рыбный магазин, оттуда — в винный магазин, а затем — в супермаркет. Она решила не ехать на машине, а взять большую синюю сумку на колесиках. Сегодня вечером, уложив детей, почитав им на ночь и спев песню (и все это без спешки), она наконец-то накормит Ларса-Эйвинда отличным ужином. Давненько она ничего не готовила. Сначала суп — может, прозрачный мясной суп с приправой из хрена. Сунув руку в карман, Лаура проверила, не забыла ли мобильник, открыла дверь и вышла на улицу, волоча за собой сумку на колесиках. Чуть погодя, по пути в турецкую лавочку, она позвонит Молли. «Привет, это Лаура. Эрика сейчас едет на Хаммарсё — она хочет навестить отца. Поехали тоже?» Лаура и Эрика уже много месяцев не разговаривали с Молли, и поэтому придется спрашивать ее напрямик. Лаура еще может добавить, что Исак, наверно, скоро умрет, хотя звучать это будет наигранно. Молли, скорее всего, откажется. Своим мелодичным голоском она скажет: «Нет» — и рассмеется. Молли скажет, что ей все равно, жив Исак или мертв. Однажды она приготовила для него ужин — ей было тогда семнадцать лет, — а он так и не пришел. Когда Молли была маленькой, Исак поднимал ее и кружил, а Молли раскидывала руки в стороны и изображала большую птицу.
