Не похоже было, что кто-нибудь из взрослых заметит ошибку, а девчушки были чересчур ошарашены, чтобы подать голос, поэтому Бенжамен бросился к выходу с площадки, где и перехватил потребителя капучино.
— Простите, — извинился он. — Конечно, я вмешиваюсь не в свое дело, но эта девочка — точно ваша дочь?
Мужчина глянул на малышку, сидевшую у него на руках.
— Черт. Вы правы. Это не Яшма. — Он поспешил обратно к качелям. Когда он подбежал к отцу номер один, тот как раз сворачивал «Геральд трибьюн». — Ваша? — спросил он.
— Папочка! — Яшма протягивала ручки, на ее щеках блестели слезы.
Последовал торопливый обмен детьми, сопровождаемый громким стыдливым смехом. Бенжамен побрел назад к деревянным качелям, но тут калитка в ограде с лязгом распахнулась и на площадку ворвалась женщина, которую Бенжамен никак не ожидал здесь увидеть. Она тащила за руку упиравшуюся трехлетнюю девочку.
— Сьюзан!
— Бенжамен? А ты что здесь делаешь?
— Гуляю с дочкой Дуга. Они пригласили нас на выходные.
— Это она? — Сьюзан взглянула на девочку, сидевшую в немом удивлении на опустившемся крае доски. — Лаванда, верно? Или Корица, или как там ее зовут? Неважно. — Она подняла Антонию и усадила дочку на другой конец доски. — Давайте, вы двое, качайтесь. Сказано вам играть, значит, играйте. Черт подери, я прямо вылитая мисс Хэвишем![7]
Опустившись на скамейку, она похлопала ладонью по сиденью, приглашая Бенжамена присоединиться.
— Как ты оказалась в Лондоне? — спросил он.
— Мы приехали на день. Тряслись в машине два с половиной часа. И все из-за твоего чертова брата. Господи, ну почему я всегда его слушаю! Вчера он вдруг объявил, совершенно ни с того ни с сего, что сегодня мы отправляемся в Лондон: Антонию надо приучать играть с детьми Дуга Андертона. Мол, ему очень важно, чтобы дети стали не разлей вода, а то, что они живут в ста двадцати милях друг от друга, это не считается. Все должно вращаться вокруг него и его чертовой карьеры…
— И где же Пол?
— А он с нами не пошел. Двинул прямиком в Кеннингтон производить посмертное вскрытие этой дурацкой передачи, в которой он участвовал. Его медийный консультант, разумеется, с ним — а как же. Ты смотрел передачу?
— Смотрел.
— Какой же он обормот. Так и не сказал ничего смешного. Впрочем, чего от него ждать, чувство юмора ему удалили хирургическим путем при рождении. Нет, он бросил меня на мосту Челси, выпрыгнул из машины, дал мне их телефон — типа действуй. Я позвонила, и какая-то смурная девушка, которая и по-английски-то толком не говорит…
— Наверное, Ирина. Она из Тимишоара.
— …сказала, что все, возможно, здесь, на площадке. Вот я и приперлась сюда. Задание выполнено.
Она глянула на детей: они сидели не шевелясь на неподвижных качелях и смотрели друг на друга со страхом и неприязнью. Бенжамен подошел к ним:
— Эй, вам помочь?
Он опустил и поднял доску несколько раз, после чего они сами стали качаться, хотя и не слишком охотно. Сьюзан тоже встала со скамьи и заколкой-бабочкой убрала с лица Антонии выбившуюся прядь волос.
— А когда папа придет? — спросила девочка.
— Кто же его знает, — ответила Сьюзан. — Вроде бы он собирался с нами пообедать, но уповать на это я бы не стала. А вдруг он предпочтет сесть за стол со своим медийным консультантом.
Сьюзан говорила легким беззаботным тоном, но Бенжамен догадался — когда она крепко ухватила его за локоть, — что беззаботность деланная. Ему хотелось успокоить ее, но он не знал как.
23
В «Экспресс-пицце» они обнаружили, что Эмили, а также Фрэнки с Дугом, тремя детьми — Ранульфом, Сиеной, Хьюго — и румынской нянькой Ириной ждут их за большим круглым столом с мраморной столешницей. Дети, притворяясь, будто рисуют, раскрашивают или выводят буквы, на самом деле тыкали друг другу в глаза, уши и прочие части тела карандашами и фломастерами, взрослые же вымученно улыбались, глядя куда-то поверх детских голов, и вид у них был такой, словно все, о чем они сейчас мечтают, — перенестись из настоящего момента в эпоху, когда у них еще не было никаких детей. Шум стоял оглушающий, и, оказавшись здесь, простительно было бы подумать в первый момент, что вы попали не в ресторан, но в специализированный детсад для хулиганистых и крайне избалованных детей, где в придачу остро ощущалась нехватка педагогического персонала. Всюду, куда ни посмотри, бесились белоголовые мальчики и девочки с именами вроде Джаспер, Орландо, Арабелла. Они швырялись кусками недоеденных пиццы и пончиков, пачкая свои и чужие костюмчики от французских и итальянских дизайнеров, дрались за обладание геймбоем высокохудожественной выделки и орали на весь зал на идеальном английском, каким говорят на Би-би-си, уже с младых ногтей начиная осваивать этот клекот правящего класса, которым они лет через двадцать непременно заполнят пабы Фулхэма и Челси. Единственная бездетная пара сидела за столиком в углу: они то и дело пригибались, уворачиваясь от летающих огрызков, а потом озирались с безмолвным ужасом; им явно не терпелось поскорее уйти, и потому они запихивали в себя еду с такой скоростью, словно задались целью поставить рекорд в поглощении пиццы.
Сьюзан и Бенжамен заботливо усадили двух новоиспеченных подружек рядышком (Антония и Кориандр, как ни поразительно, отныне не желали расставаться, хотя с их знакомства и часа не прошло), затем сами втиснулись за стол и взялись за меню. Бенжамен, однако, сразу же вскочил, вскрикнув от отвращения и боли, — он сел на обгрызенный сладкий хворост, каким-то изощренным способом нанизанный на оторванную руку куклы Барби. Ирина забрала у него сладость и куда-то подевала, погасив скандал с молчаливой, неприметной расторопностью, которой эта девушка славилась.
Дуг пребывал в благодушном настроении. Все утро он провел за чтением воскресных газет, радуясь тому, что на этой неделе сумел-таки обставить своих конкурентов по политическому комментарию — чистая победа. Дуг написал задиристую статью об угрозе закрытия предприятия в Лонгбридже, щедро приправив ее воспоминаниями о своем отце, работавшем там начальником цеха. Ничто из прочитанного сегодня утром не было написано с таким же пылом либо основано на столь же ярком личном опыте. И теперь Дуг был готов расслабиться, играя роль харизматического папаши этого непоседливого, расширенного семейства.
Не стесняясь детей и сознавая, что нарушает приличия, Дуг с озорным видом принялся в деталях рассказывать Бенжамену о том, как Фрэнки отказалась заниматься с ним сексом.
— Знаешь, какую систему она придумала? Один день без секса за обычное ругательство. Два дня за «е» и три за «п».
— Очень изобретательно, — одобрил Бенжамен, косясь на Фрэнки, которая внимательно прислушивалась к их разговору, улыбаясь во весь рот. Ясно было, что она обожает мужа и наслаждается властью над ним.
