– Я живу примерно посредине между вами, – сказала Ханна. – Так что, простите, крутить баранку придется вам.
– Не имею ничего против, – заявила Лиони. – Для меня с этим путешествием начался новый этап в жизни. И раз уж я не влюбилась ни в кого вроде Омара Шарифа, то две новые подруги – совсем неплохо.
– Ты хочешь сказать, что мы на втором месте? – возмутилась Эмма.
– Шучу. Ладно, давайте наметим первую встречу. Думаю, через две недели будет в самый раз. Мы еще сохраним загар, чтобы пощеголять перед публикой, и успеем проявить фотографии. Заодно посплетничаем о членах нашей группы.
– Договорились, – согласилась Ханна. Они чокнулись уже пустыми бокалами.
– За встречу бывших египтян! – громко сказала Эмма. – Ну что, заказать еще выпить?
6
Эмма открыла входную дверь, втащила за собой чемодан и глубоко вдохнула запах дома, в котором окна не открывались со дня ее отъезда. Лилия в вазе на столе в холле печально поникла, листики свернулись от недостатка влаги, а на перилах лестницы грудой висела одежда Пита – полный комплект плащей и свитеров.
Не обращая внимания на беспорядок, Эмма направилась в кухню. На столе лежала записка, едва видная среди груды старых газет и журналов, приложений и рекламных брошюр. Эмма поставила сумку, поежившись от августовского холода – после египетской жары Ирландия казалась просто ледяной, – включила чайник. Только тогда она взяла записку.
Не терпится тебя поскорее увидеть, радость моя! Я на матче. Вернусь в семь. И уже подумал об ужине. Ничего не делай.
Твой Пит.
Она усмехнулась. «Подумал об ужине» означало, что он остановится по дороге в пиццерии и купит огромную пиццу и картошку с чесноком.
Эмма принесла свой багаж и чай наверх и принялась распаковывать вещи. Из груды белья и футболок она достала несколько алебастровых фигурок, которые купила в Луксоре. Особенно ей нравилась резная фигурка Бога-сокола. Флора предупреждала, что она рассыплется в пыль, если по ней как следует стукнуть. Настоящие алебастровые статуэтки долговечны, объясняла она, не то, что их уличные собратья. Но Эмме было все равно. Ей хотелось купить дешевые сувениры для коллег в офисе, и такие статуэтки, по три египетских фунта каждая, прекрасно подходили для этой цели. Довольная, она достала остальные и, выстроив все шесть перед собой, принялась решать, кому какую подарить.
Впрочем, на самом деле разборка вещей ее не слишком занимала. Она думала о Пите, ей хотелось поскорее его увидеть и все ему рассказать – о своих новых подругах, о местах, где они побывали. Но тут ее рука коснулась упаковки египетских прокладок с голубком на этикетке, и Эмму снова охватило отчаяние. Нет никакого ребенка! Не будет ребенка, который мог бы положить головку ей на грудь, инстинктивно разыскивая сосок, не будет детского плача, не будет маленького существа, полностью зависящего от нее.
Не в силах сдерживаться, Эмма упала на пол у кровати и зарыдала. Ханна и Лиони пытались ее утешать, но они ничего не понимали! У Лиони были дети, а Ханна, похоже, вовсе не хотела детей. Эмма же жаждала ребенка со страстью, которая убивала ее. Такие переживания не могли пройти бесследно, они, подобно раку, разъедали ей душу. Все так легко заводили детей! Некоторые даже делали аборты – и ничего, очень скоро нормально рожали. А у скольких женщин появлялись нежеланные дети!
Работая в организации по делам несовершеннолетних, Эмма постоянно сталкивалась со случаями плохого обращения с детьми, с брошенными детьми, которых предали люди, обязанные любить их и защищать. Еще хорошо, что Эмма выполняла административную работу, потому что если бы ей лично пришлось выслушивать детей, звонивших по горячим линиям, она вряд ли выдержала бы. Она знала, что консультантам приходится трудно – иногда они уходили сразу же после окончания смены, с белыми лицами, не в состоянии ни с кем разговаривать. Эмма не была уверена, что нашла бы, что сказать мальчику, расскажи он ей об отце, который прижигает ему руки сигаретой, или девочке, рассказывающей, что папа забирается к ней ночью в постель и велит никому не говорить. Эти люди не были родителями, они были исчадиями ада! Чего она не могла взять в толк, так это зачем господь подарил им ребенка.
Эмма ненавидела таких людей – почти так же она ненавидела Веронику из их офиса, которая гордилась своим материнством, как почетным орденом. Она постоянно рассказывала о маленьком Филе, о том, какой он забавный, и никогда не забывала спросить, почему Эмма не хочет завести ребенка. Эмма не сомневалась, что Вероника все прекрасно знает, но, поскольку была начальницей, не решалась поставить ее на место. Вдруг подумают, что она пользуется своим служебным положением?
– Фил ползает по всему дому со скоростью ракеты, – обычно говорила Вероника, когда они все сидели в задней комнате за ленчем. И тут же переключалась на Эмму, которая вообще не участвовала в разговоре: – Поверить невозможно, что вы с Питом до сих пор не завели детей. Знаешь, не стоит затягивать. Вдруг потом выяснится, что у тебя вообще не может быть детей!
Эмме хотелось тут же на месте придушить Веронику. Но вместо этого она вымученно улыбалась и говорила что-то вроде:
– Времени еще с избытком. Мы не торопимся.
Она сидела в спальне и думала о Веронике. Как она завтра встретится с ней? Фил за эту неделю наверняка сделал что-то такое необыкновенное для малыша его возраста, что это достойно занесения в Книгу рекордов Гиннесса. Все будут вынуждены высказать свое мнение по этому поводу, и Вероника уделит этому вопросу значительно больше времени, чем она уделяет работе. Она была плохой помощницей. Возможно, поэтому она ненавидела Эмму и никогда не упускала шанса сказать ей гадость.
Эмма поежилась. В доме было холодно – Пит, уходя, не сообразил включить отопление. Кроме того, у нее затекли спина и ноги. Наконец она заставила себя подняться, пошла в ванную и умылась.
Из зеркала на нее смотрела женщина с красными пятнами на лице. Женщина, которая выглядела совсем молодой, если судить по бледной коже, слегка тронутой загаром, и отсутствию морщин, но которой можно было дать тысячу лет, если заглянуть в ее заплаканные, тоскующие глаза.
Эмма заставила себя немного подкраситься – ей не хотелось выглядеть плохо, когда придет Пит. Нельзя заставлять его страдать и переживать только потому, что она в очередной раз не сумела забеременеть. Впрочем, иногда она сомневалась, правильно ли делает, что скрывает все от него.
На всякий случай Эмма выпила таблетку забытого матерью валиума. Немного погодя она почувствовала себя лучше и даже сунула груду грязной одежды в стиральную машину.
Когда послышался звук открываемой двери, Эмма сидела в кресле, свернувшись калачиком.
– Я пришел, радость моя! Где ты?
– В гостиной.
Через секунду он уже стоял в дверях. Короткие темные волосы, открытое лицо с широко расставленными смеющимися глазами. Его честная улыбка была так привлекательна, что многие женщины, менеджеры офисов, заказывали куда больше канцелярских товаров, чем собирались, только потому, что Пит им так посоветовал. Надо сказать, он всегда давал дельные советы. Пит Шеридан был врожденным джентльменом – добрым, отзывчивым, любящим детей и животных. Он никогда не жульничал в расходах и ни за что не ушел бы из магазина со сдачей с двадцатки, если дал кассиру только десять долларов.
