— А ты что тут делаешь?
— Я его покормил, — объяснил старик. — Тебя что-то не устраивает?.
— Нет-нет, дон Данило, доброго вам вечера! Уже уходя, Мансо все же подозвал к себе дочь:
— Пожалуйста, дочка, не делай ничего, за что мне потом пришлось бы краснеть!
— Ну, что ты, папа! — На Ребеке была юбка в цветочках, в которой она выглядела настоящей тропической красавицей.
— Я тебе верю, не подведи меня!
— Не беспокойся, папа!
Мансо уже давно бросила жена, оставив у него на руках маленькую Ребеку и дав пищу для деревенских пересудов, и старику не хотелось возобновления сплетен, только теперь уже по вине дочери. Однако его усилия повлиять на нее не имели никакого успеха, поскольку для Ребеки понятия полового воздержания просто не существовало. Она выбрала Риверудля удовлетворения зова плоти, каждый вечер уединялась с ним и всякий раз, следуя животному инстинкту, открывала потрясающие возможности собственного тела.
По давно установившейся традиции рыбаки собирались в «Гальере», чтобы выпить, закусить и посудачить о жизни и делах. Таверна располагалась на морском берегу сбоку от строения кооператива. После своего недавнего профессионального посвящения Давид ожидал от рыбаков скорее враждебного приема, но они были настроены вполне добродушно.
— Осторожно с этим парнем, у него с башкой не в порядке! — И кряхтели, рассаживаясь по скамьям.
— А где Капи? — спросил старик.
— У себя дома!
Давида угостили пивом, второй круг купил старик Мансо. Когда его стали расспрашивать, кто да откуда, он вспомнил о Сидронио и решил скрыть правду — сказал, что родом из Кульякана, а работал прежде в рыболовецком кооперативе Чаметлы (эту идею ему подсказал Мансо). Выдумка оказалась удачной, и рыбаки окончательно приняли Давида в свою компанию. После третьего круга его мысли начали блуждать по Калифорнии, Чакале, Кульякану, пока он наконец не вспомнил о двоюродном брате. Если Чато приедет ночевать в домик на холме, там его ожидает встреча с Сидронио. Как же предупредить брата?
Однако теперь предпринимать что-либо было уже поздно. В то время как Давид в полной безопасности бражничал в компании рыбаков, Чато подъехал к дому, вышел из машины и с беспокойством оглядел царящий там беспорядок. Он сразу почуял недоброе, а затем зловещее предчувствие переросло в уверенность: Давид никогда не оставил бы без причины такое количество пива в старой бочке из-под бензина. Чато жил в подполье чуть больше года — достаточный срок, чтобы приобрести интуицию, а потому его тревога была не напрасной: здесь что-то не так, в этом доме небезопасно! Он заметил пулевые пробоины на стенах, темное пятно на полу — несомненно, засохшая кровь. Может быть, здесь засада? Не включая света, Чато неслышно прошел через дом на внутренний дворик. Вот простреленный радиоприемник, на полу валяются гильзы, но явно не от табельного оружия полиции. Что за черт? Он не имел права подвергать себя риску, похищенный банкир Иригойен вел себя слишком нахально, пришлось его попугать, только вчера в первый раз позвонили родственникам. Чато внимательно осмотрел улицу; нет, это не полиция, машин не видно, а кроме того, они бы тут все разнесли, особенно «драконы», невежи недорезанные! А если грабители? Тоже нет, все вещи на месте, включая листовки, запас медикаментов и одежды, две винтовки и четыре пистолета. Так какого же черта?
Некоторое время Чато сидел в полной неподвижности, дожидаясь, когда совсем стемнеет, и постепенно начал успокаиваться. Он пришел к выводу, что здесь все-таки побывали полицейские, Давид оказал сопротивление, и они его ранили, чтоб не брыкался, а потом увезли с собой. Да, так, наверное, и случилось. Уже почти совсем успокоившись, Чато вернулся в гостиную и открыл бутылку пива, у которого, как ему показалось, был привкус паленого. Он устал до крайности, однако ночевать здесь было слишком опасно — надо убираться отсюда! — как ни хотелось остаться, поскольку силы его уже были на исходе. Нет, рисковать нельзя, банкир чертов, наверно, придется накачать его наркотиками, чтоб не поднимал столько шума.
Очень скоро Чато преодолел все свои сомнения и занялся укладкой маленького арсенала в спортивную сумку, как вдруг услышал с улицы негромкий звук подъехавшего к дому автомобиля. Он осторожно выглянул в окно и увидел машину Сидронио Кастро. Из нее вылез какой-то тип, похожий на наркоторговца, со лбом, заклеенным пластырем, и неизменным АК-47 в руках. Он с заметной опаской стал приближаться к дому. Чато догадался — это земляки Давида. Наркоторговцы и полицейские в чем-то похожи, но все же не одинаковые. Теперь он понял, что брату удалось унести ноги во время первого нападения, но враги предприняли новую попытку и наверняка подстерегали его, подключив соседей.
— Что ж, если ищут Давида, у меня есть преимущество. — Что делать? Оказать сопротивление? Поступить так было бы безумием: если они вернулись, значит, брата не поймали. Чато должен немедленно уходить, чтобы не сорвать операцию партизан и не поставить под угрозу безопасность своих товарищей. — Кроме того, если я их подведу, им будет трудно получить выкуп! — Чато надел на плечи рюкзак и, неслышно ступая, направился к заднему дворику. Но едва он вышел через дверь, которая оставалась открытой, как прогремел выстрел и возле самого уха просвистела пуля сорок пятого калибра — шофер Сидронио караулил за оградой. — Ну, держись, каброн! — Шофер побледнел от страха; он никак не ожидал вместо беззащитной жертвы столкнуться с профессионалом с двумя пистолетами. Чато, пользуясь своим преимуществом, всадил в громоздкую мишень четыре пули. — Получай, буржуйский прихвостень! — Толстяк рухнул, бездыханный. К тому моменту, когда Сидронио выбежал к зарослям бугенвиллеи, Чато уже и след простыл. Самому сердитому из братьев Кастро пришлось вернуться к своему автомобилю ни с чем, а жители по соседству поняли, что этим ребятам из дома на углу палец в рот не клади.
Когда пришло время расходиться, Мансо спросил Давида:
— Где думаешь ночевать? Если хочешь, можешь спать в баркасе, сейчас тепло и комаров нет, тем более ты в нем уже освоился. Домой к себе не приглашаю из-за дочери — не хочу лишних разговоров.
— Не беспокойтесь, лодка вполне сгодится. — Давид сидел в баркасе и курил, когда увидел Риверу, который шел поберегу из гостей в очень благодушном настроении и напевал «Звезду моряка». Давид присел на дне баркаса — просто так, на всякий случай, а когда рыбак удалился, улегся на спину. Перед его глазами огромным шатром раскинулось бескрайнее небо, совсем такое же, как в сьерре, — казалось, можно дотянуться рукой до звезд. А вдруг сюда заявится Сидронио? Давид был уверен, что не убил его, заюпив в лоб пивной бутылкой. Если захочет приехать, пусть — опять получит бутылкой по башке! Как же ему попасть обратно в домик на холме? «Напишу папе, чтобы он пожаловался на Сидронио дону Педро, пусть не нарушает договор, я ведь даже не вспоминаю о Карлоте Амалпи, а если Сидронио и дальше не перестанет за мной охотиться, я буду повсюду носить с собой камень, хоть папа не велел мне даже смотреть на них. — Давид достал из кармана газетную вырезку, которая совсем обветшала. — Уеду в Калифорнию, и все пойдет по-другому! — Он нежно поцеловал вырезку. — Как нелегко жить с любовью к Дженис! Может быть, Чато одолжит мне недостающих денег, чтобы я смог уехать к ней. Потом верну ему все до сентаво, даже в бейсбол буду играть, если понадобится, что ж делать! Плохо только, что эта игра мне не нравится, не нахожу в ней ничего хорошего, но ради Дженис я готов на все; получи я ту работу у „Доджерс“, сейчас бы спал в тепле у нее под боком!»
