— Где ж они откормили такого африканского носорога? — охнул под ухом Тит.
Второй, обнаженный до пояса, был на полголовы выше других кто сидел на скамье, и шире их раза в два. И он был толст. Вал жира свободно свисал над холщевыми штанами с живота и боков, колыхнулись при движении грудь и валик на шее. Но в толстоте его не было болезненного, — вот сжал руку, чтобы поправить волосы и проявились над жиром могучие мышцы, как кит моментом, показавшийся из глубины вод, и снова в них ушедший. Трофим знал, как растят таких бойцов.
…Еще от эллинов переняли древние ромеи культ красивого мускулистого тела. Многие часы проводила когда-то молодежь под руководством опытных тренеров в залах для упражнений при банях, сравнивая достижения и добиваясь физического совершенства. Знали многие ромеи, как создать мускулистый рельеф, но некоторые из них так же знали, как специально зарастить его жиром. Умение это было известно еще со времен древних гладиаторских боев. Именно гладиаторы первыми в империи начали одеваться жировой прослойкой, создаваемой специальной диетой. Такие грузные на вид здоровяки при этом не теряли гибкости и без труда могли встать на борцовский мост, или сесть в полный шпагат. Мощный же слой жира гасил вражеские удары о доспех или кольчугу, не хуже подстежной поддоспешной куртки. И даже если вражеский меч попадал по незащищенному сталью телу, секущий удар часто мог просто завязнуть в запасенном сале, не достигнув внутренних органов. Сотни лет прошли с тех пор как император Гонорий запретил гладиаторские бои? а диета гладиаторов жила и здравствовала, и по сию пору преподаваясь в школах элитных саттелитов-телохранителей. Правда, и недостатки у такой диеты тоже были. Первый, что безопасно наращивать мышцы и жир могли только молодцы с природно широкой костью, иначе обретенная собственная могучая масса могла как щепки сломать не предназначенные для неё тонкие кости ног при неудачном приземлении и даже при простой попытке подпрыгнуть. Второй же, что выносливость и масса изначально друг другу противоположны. Ни одному налитому жиром бойцу не удавалось преодолевать долгие пешие марши; он либо подыхал, либо быстро худел. Именно поэтому в тагме Трофима все ребята были жилисты и сухощавы как на подбор. А такие здоровяки, как тот, что сидел перед ними, могли сохранять вес, только служа там, где нет нужды много бегать. Узнал ли толстый здоровяк о специальной диете, прибыв в Ромею на службу, или же на его родине тоже знали нечто подобное? Бог весть… После хорошего марша Трофим бы только посмеялся над этим выкормышем. Но все хорошо на своем месте: в пределах императорского дворца, этот здоровяк имел все преимущества силы, массы, защищенности. И Трофиму стало не по себе от мысли о поединке с этим толстяком.
…Один из этериотов что-то громко сказал, глядя на Улеба, своим незнакомым певучим языком. Улеб повернулся и ответил столь же певуче и незнакомо. Этериот улыбнулся и, судя по интонации, что-то спросил. Другие этериоты засмеялись. Улеб вернул улыбку, ответил коротко и отвернулся, разворачивая тюк со своей кольчугой.
— Что они сказали? — спросил Улеба Тит, но тот вновь улыбнулся и продолжал разворачивать подстегу.
— Спросили Улеба, не с Руси ли он, — ответил за Улеба Юлхуш.
— И что он ответил? — не унимался Тит.
— Сказал — с Руси.
— А что потом? — допытывался Тит.
— Поинтересовались, не перепутал ли Улеб скамью и сторону.
— А он?
— Сказал, что они здесь все на чужой стороне…
Служитель, стоявший в стороне, подошел к ним.
— Скоро здесь будет император. Не вздумайте бухнуться перед ним на колени — он не любит того. Ведите себя почтительно, как и достоит.
— Мои люди не часто бывают при дворе, — ответил ему Феофилакт, — так что если и скажут что не так, с них простится.
Служитель хотел что-то возразить, но раздумал и отошел.
И потянулось время.
— Василевс василеон Диодор! — Наконец громко объявил служитель.
Трофим быстро посмотрел на вход в залу. Там в полутьме стоял плохо различимый со света человек в длинном одеянии. Кто в зале сидел, встал, а кто стоял — подтянулся. Феофилакт склонил голову в почтительном поклоне. Трофим и его товарищи с небольшой задержкой последовали его примеру, поэтому толком рассмотреть императора Трофим не успел. Император вошел в комнату, но в преклоненном положении Трофим пока видел только носки мягких сапожек, да край плаща.
— Здравствуйте, воины мои! — произнес звучный голос совсем близко.
Теперь можно было выпрямиться, и Трофим с жадным любопытством начал рассматривать императора. Так вот он какой вблизи… Только и поймешь, что император, по мягким пурпурным сапожкам на ногах. Ростом-то не выше Трофима, вровень. В годах, но не огрузневший, легкий шагом, и волосы черные, без седины. Одежа дорогого сукна, а всех украшений — тонкой работы аграф — застежка плаща, украшенная драгоценными камнями, даже перстней на руках нет. Хотя оно и понятно, зачем таскать на себе дорогие украсы, тому, кто всей державой владеет. И взгляд, которым он, оглядывая всех, скользнул и по Трофиму, был спокойный, уверенный, с искрой насмешинки.
— Феофилакт, — позвал император. — И ты, Лидул, подойдите сюда.
Командир Трофима пошел к императору. На второе имя откликнулся тот самый старший из варангов, значит, не ошибся Трофим, — он их начальный. Лидулу было идти из конца залы чуть далее, и он подошел на пару секунд позже, приложил руку к груди, снова чуть поклонился, и приветствовал императора низким с хрипотцой голосом:
— Василевс…
— Что, комес, — обратился император к Феофилакту, — тех ли привел, кого я просил? К бою готовы ли?
— Привел, кого ты просил, василевс, — кивнул Феофилакт. — Первая контуберния, мои лучшие.
— Ну, сейчас поглядим, чего они стоят… А ты Лидул, мой главный сопровождающий, твоих-то богатырей я знаю. Смотрю, ты и Тугарина с собой привел. — Император посмотрел на этериотов, и Трофим понял: Тугарин — имя того самого могутного толстяка. — Надеюсь, ты его сегодня не собираешься выставлять в поединок? Уж слишком неравно получится. А мне тогда будет скучно смотреть.
— Не выставлю, василевс, — ответил Лидул, хотя Трофиму и показалось, что на лице старого этериота мелькнула тень досады. — Тугарина я взял, потому как не знал, кого твой гость приведет. Вдруг, надеялся, найдется и ему соперник.
…Трофим почувствовал, что вздохнул свободнее…
— Тугарину равный — не родился такой. Разве что двадцать человек разом поставить, — весело сказал император. — Так, Тугарин?
— То так, василевс, — с довольной улыбкой пробасил с конца зала Тугарин, и Трофим подумал, что богатырь неравнодушен к лести, а император сейчас «погладил его по шерсти».
— Ну а в остальном, Лидул, выставляй своих лучших. Поглядим, чего стоят мои этериоты. Не заелись ли на сытных харчах.
Лидул повернулся к своим молодцам:
