— У всех замужних, — объяснил Юзеф, — есть второй телефон. Это у нас тут крупный бизнес.
Страна живет на двух уровнях — здесь показуха, там реальность.
— Свободного времени хоть отбавляй. Индонезийцы по дому шуршат, а ей только по магазинам ходить да телик смотреть. Она там загибается. На той неделе написала: «Ты любовь всей моей жизни». Не знаю, откуда уж этот оборот взяла. В общем, муж хочет меня убить — так и живу. Серьезно это, несерьезно — не разберешь. Иногда просыпаюсь среди ночи и думаю: ведь правда убьет, в любую минуту. А иногда самому смешно. Так себе расклад.
И на Алана внезапно накатило отцовское сочувствие. Как-то само получилось. Эта история с мужем не стоит выеденного яйца. Простая задача, простое решение.
— Вам с ним надо поговорить.
— Чего? Ну уж нет. — Юзеф потряс головой и запихал в рот кусок рыбы.
— Поговорите с ним, — продолжал Алан, — посмотрите ему в глаза и скажите, что с его женой у вас ничего не было. Ничего же не было?
— He-а. Ничего. Даже когда еще были женаты.
— Вот так и скажите, и он поймет, что вы говорите правду. Потому что вы посмотрите ему в глаза. Иначе вы ведь не захотели бы с ним встречаться, правда? Вы бы ему в лицо не взглянули, если б и впрямь трахали его жену.
— Неплохо. Это… это идея. Мне нравится. Но я не знаю, здраво ли он мыслит. Может, уже крышей поехал. Он такие сообщения мне на телефоне оставляет — здравые люди такого не говорят.
— Это поможет, — сказал Алан. — Я не первый год на свете живу, кое-какой опыт есть. И на этом все кончится.
Юзеф взглянул на него так, будто Алан изрек чистую истину. Будто Алан и впрямь за многие годы обзавелся мудростью. Алан сомневался, что знание его — мудрость. Он понимал, что на свете мало важного. Что мало кого надо бояться. В подобные истории ввязывался с утомленной решимостью и, что бы ни случилось, шел в лобовую. Кроме Руби — от Руби он более или менее всегда увиливал. Он не сказал Юзефу, что в вопросах любви несилен, а сейчас живет в одиночестве и безбрачии. Что который год — многие годы — не прикасался к женщине осмысленно. Пусть Юзеф считает, будто Алан был и остается счастливцем, купается в сексе больших американских городов. Победитель, жадный и всемогущий.
XVII
На место добрались к полудню. Юзеф высадил Алана в тупике у шатра.
— Подозреваю, что мы еще увидимся, — сказал Юзеф.
— Весьма вероятно.
Алан повернулся, и Юзеф ахнул:
— Алан. У вас что-то на шее.
Алан пощупал, на миг забыв о своей хирургической импровизации. Ткнул пальцем в кровавую влагу.
Юзеф подошел ближе:
— Это что?
Алан не придумал, как объяснить.
— Болячку содрал. Много крови?
— По спине течет. И вчера так было?
— Ну как бы. Вчера не так.
— Надо к врачу.
Как устроено саудовское медобслуживание, Алан не знал, но решил, что да, надо бы показаться. И они с Юзефом уговорились съездить к врачу наутро. Юзеф его запишет.
— Вы всё сочиняете предлоги со мной встретиться, — сказал Юзеф. — Это так трогательно.
И уехал.
Молодежь в шатре сидела теперь у дальней стены, подальше от воды, в темноте, и глядела в экраны.
— Приветствую! — вскричал Алан. На него накатил необъяснимый оптимизм.
Подошел, сел на ковер. Огляделся — со вчерашнего дня ничего не изменилось.
— Опять припозднились? — сказал Брэд.
Оправдаться не выйдет. Алан и пытаться не стал.
— Вай-фая так и ждем, — сказала Рейчел.
— Я спрошу, — сказал Алан. — У меня встреча без двадцати три.
Ничего подобного. Вот пожалуйста — сочиняет фантомные встречи. Зато будет предлог вскоре смыться из шатра.
— Но есть и хорошие новости, — сказал он. — Король в Йемене. Так что сегодня не нагрянет, можно расслабиться.
Молодежь воспрянула, потом скуксилась. Раз король за границей, нет причин шевелиться, — впрочем, без вай-фая голограмму все равно не протестировать.
— Может, в карты? — спросила Рейчел.
Алану хотелось на пляж, сунуть ноги в воду.
— Можно, — сказал он.
Сыграли в покер. Отец обучил Алана десятку вариантов, Алан неплохо играл. Но не хотелось играть с этим молодняком. Однако сыграл, послушал разговоры, узнал, что накануне Кейли и Рейчел допоздна болтали у Рейчел в номере. Брэд никак не мог дозвониться до жены, а дозвонившись, узнал, что у племянницы коклюш, — какой еще коклюш в наше время? Поговорили об этом, потом о возвращении других болезней прошлого. Вернулись рахит, опоясывающий лишай, полиомиелит, наверное, тоже вернется. Тут Рейчел подбросила новую тему, и выяснилось, что ее друзья пережили тяжелый родовой опыт — травмы из-за того, что нетерпеливые врачи слишком быстро выдернули ребенка, мертворожденный, применение вакуум-экстрактора. Приветы из другого столетия.
Посидели в тишине. Ветер колыхнул стенку шатра, и все четверо оглянулись, будто понадеялись, что ветер окрепнет и шатер обрушится. Тогда будет чем заняться. Или можно будет поехать домой.
В «Швинне», в гостинице где-нибудь в Канзас-Сити, с полудюжиной молодых продавцов, Алан видел: перед ним аудитория, которой интересно, что разлеталось в период рождественских продаж, а что нет, почему «стинг-рэй» выстрелил, а «тайфун» не выстрелил, как дела на заводе, что у конструкторов в разработке. Они смеялись над его анекдотами, ловили каждое слово. Уважали его, нуждались в нем.
А этих людей ему нечему научить. Они умеют развернуть голограмму в шатре посреди пустыни, а он приезжает спустя три часа и не знает, как воткнуть штепсель в розетку Им неинтересно производство, они равнодушны к личным продажам, которые он всю жизнь оттачивал. Все это их никаким боком не коснулось. Они не начинали с продажи реальных предметов реальным людям. Алан оглядел их лица. Кейли со вздернутым носом. Брэд с неандертальскими бровями. Рейчел с безгубым ротиком.
Впрочем, в какие такие времена молодые американцы желали учиться у старшего поколения или хоть у кого-нибудь? Пожалуй, ни в какие. Американцы появляются на свет, зная все и не зная ничего. Рождаются в движении, очень быстром, — ну, или им так кажется.
— Статуя Свободы идет, слышь!
Так говорил мужик в самолете — только это, пожалуй, Алану показалось открытием, откровением. Мужик только что побывал в Нью-Йорке, съездил на остров Эллис.
— Все думают, она стоит, а она шагает!
Мужик брызгал слюной. Не замечал или плевать хотел.
— Я ее как увидел вживую, у меня башню снесло. Сам глянь при случае. Я те не вру, шагает, платье шелестит, сандалии гнутся, все дела, как будто сейчас войдет в океан и вернется во Францию. Башню сносит.
