– А это? – Дебрен растер пальцами кровяной сгусток.
– Может, у него печень лопнула? Ты когда-нибудь видел печень алкоголика, Дебрен? А я видел. Если у тебя мастерская на кладбище, то можно. Эй, не лижи этого!
Чародей обеспокоенно улыбнулся, вытер руки о брюки.
– Реагентов у меня при себе нет, да и времени тоже, – пояснил он. – А это на вкус больше всего…
– Любишь кровь? – наигранно равнодушно спросил Вильбанд. – Ничего не скажу, я тоже любитель кровяной колбасы, особенно жареной, да с луком… А твоя Думайка конкретно где лежит? Случайно, не в тех ли горах, по другую сторону которых Восьмиград расположен?
– Именно. Но не волнуйся. Я не вампир. Тут, – он глянул на второе кровавое пятно, заканчивающееся бледным лицом с вытаращенными остекленевшими глазами, – печень ни при чем. Я думаю, что-то действительно было в вине. Чародейки любят магию через пищевод вводить. По правде, это самый экономичный метод. И незаметный, если знаешь, что делаешь. Капелька нейтрализатора вкуса – и даже отличный дегустатор… Однако нейтрализаторы-то на магии основываются: а значит, их легко обнаружить, если сам в магии разумеешь. А здесь, – он поднял палец, – магией и не пахнет.
– Зачем же магия? – пожал плечами Вильбанд. – Такой вконец морально опустившийся человек выпьет все, что в бочке найдет, даже если на ней написано "Смазка для осей".
– Возможно, – согласился магун. – Но даже если ты прав, и это обыкновенные пьянчуги, воспользовавшиеся дармовщиной, то убило их что-то странное. Это, – он поднял палец, – наверняка не печень. Да и не мог самоубийца так далеко с башни прыгнуть. Ну, разве с разбега… Только ему негде было разбежаться. Во-первых, потому что галерея для лучников идет не поперек, а вдоль стены, во-вторых, потому, что зубцы высокие и в-третьих, потому, что невозможно бегать со спущенными штанами.
– Не понял.
– И кальсонами, – добавил Дебрен. – Головой не поручусь, потому что видно плохо и его там вороны поклевали, но у него, пожалуй, была дьявольская кишка на срам натянута.
Он опасался, что камнерез не поймет. Восток не Восток, но о некоторых вещах не писали даже здесь. Конечно, посетителям борделей и дешевых кабаков не было нужды читать бульварные листки, чтобы узнать, что такое дьявольская кишка. Но Вильбанд никак не походил на завсегдатая таких заведений. Он был молод. Если рано потерял ноги, то, возможно даже, вообще никогда…
К счастью, Вильбанд понял. И покраснел.
– Ты хочешь сказать… – Он с трудом сглотнул.
– Что Отец Отцов был прав, – голос Зехения долетел до них из-за угла башни так неожиданно, что оба чуть не подпрыгнули, – предупреждая, что единственное безопасное занятие любовью есть то, коему предаются супруги и кое направлено на… на зачатие. – Монах вышел из-за угла, вооруженный нательным колесом о пяти спицах и стаканом с освященной водой. Из-за отсутствия третьей руки мула он не прихватил. – Ха, я знал, был смысл лезть в гору. Хотя бы из-за той статьи, которую я направил в "Миссионерский журнал". Ее наверняка опубликуют, причем в ближайшем номере. Человек редко сталкивается со столь явным следом божественного вмешательства. А тут, пожалуйста, стоило ему натянуть на срам эту дрянь, и такое с ним случилось, что он дерево собою раздолбал. Соблазнитель Кассамнога теперь сожрет свои мерзопакостные записки, если у него есть хоть капля совести. "Наибезопаснейшее занятие любовью", ничего себе! Вот, – он указал на дерево, – как кончают дурни, которые свою мужественность с колбасой путают и вместо девицы в бараньи кишки засовывают. Именно как колбасу. Воронами поедаемую.
Дебрен, не ответив, прошел мимо него, остановился у выхода из ворот. Главных створок не было: кто-то снял их с петель и вывез. Решетку, которую опускают из брюха башни, почему-то не вырвали. Довольно странно – вещь ценная, целиком металлическая, да к тому же сравнительно некрупная, так что запросто могла быть обращена в наличные, хотя бы для того, чтобы после небольшой переделки охранять двор богатого дома.
Дебрен присел, предварительно убедившись, что над ним не висят выступающие из свода ржавые острия. Решетку подняли едва на две трети, значит, сейчас она держится на веревках, но осторожность не помешает.
То, что входные отверстия для железного острия он прощупал каким-то прутиком, а не рукой, было уже не осторожностью. Просто он терпеть не мог червей.
– Наверное, они любят влажность? – сказал он полувопросительно. Вильбанд кивнул. – И, наверное, под камнями живут?
– Собираешься нас потихоньку ко всякому паскудству приучать? – заинтересовался Зехений. – Потому как там, в замке… Ну так ты, думаю, теряешь время. Вильбанд с трупами, я бы сказал, запанибрата через стенку живет, а я, прежде чем сюда с миссией попал, много чего в жизни повидал. Как говорится, не из одной лохани щей хлебал. По правде сказать, и югонских. В той печи приготовленных, в которой они не хлеб, а людей пекут. С кулинарными намерениями. Так что всякой мелочью нас не…
– Миссия? – удивился Вильбанд. – Здесь, в Униргерии? Ты что, умом тронулся? Мы что, по-твоему, голышом бегаем с костью в носу и в юбке из травы?
– У тебя ранневековый взгляд на проблемы миссионерства, – презрительно бросил монах. – Хуже язычества бывает скрываемое новоязычество. Атеизм. Пустопорожнее философствование и понятие всеобщей относительности. А также уклонение от уплаты десятины. А всем этим не дикая Югония славится, а именно ваш тысячелетний Восток.
– Предлагающий вино и хлеб, а не воду с амебами и жаркое из человеков? – ехидно договорил камнерез. – Я, пожалуй, понимаю, почему ты в другие края со своим Кольцовым походом не направился. Нас-то обращать приятнее и безопаснее.
– Тише, – проворчал Дебрен, пресекая в зародыше намечающуюся ссору. – Я никого потихоньку не приучаю к паскудству, а просто показываю, что в этой дыре охотно живут черви. Те, что под камнями селятся. Во всех дырах, оставшихся от этих остриев. – Он показал на решетку. – Знаете, что это значит?
Даже если они и знали, то не ответили.
– Кто-то эту решетку поднял. Совсем недавно. – Он выпрямился и только теперь вынул прутик.
– Наверно, хотели что-то тяжелое украсть, – пошутил Зехений. – Вот и подняли. Снизу все равно не видно, так зачем мучиться, добычу через стену…
Дебрен повернулся, подошел к концу веревки, слегка потянул.
– Хочешь крючок сорвать? – съехидничал монах. – Если удержит ворюгу с добычей, то, дескать, почему…
Дебрен, правду говоря, видел абсолютно то же самое. Только хотел понять, держится ли веревка там, наверху, на крючке или на узле, и если на крючке, то каким заклинанием было бы его легче всего поддеть и вытянуть веревку из-под груди трупа. Ну и забыл об осторожности.
Веревка внезапно ослабла, что-то тихо свистнуло, а потом из-за спины послышались два мягких удара: сначала полегче, потом потяжелее.
– Ну, ты… – Вильбанд закончил сочным верленским ругательством. Дебрен, слегка ошалев, стоял неподвижно и недоверчиво смотрел на лежащего у его ног монаха. И на обернутую тряпицей железную "кошку" рядом с кровоточащей головой Зехения.
