— Quale? — уточнила старая торговка. — Pecorino, parmigiano?[37]
— Questo, — ответил я, указывая пальцем. — Gorgonzola. E un po' di pecorino[38].
Горгонцола, потом пекорино. В этом и состоял отзыв, второй ход в игре узнавания.
Все это время за мной следили. Я расплатился пятиевровой банкнотой. Верхняя газетная страница упала на землю. Я ее подобрал.
— Grazie[39].
При этих словах мой собеседник слегка склонил голову на сторону. Улыбка. Я увидел, как в уголках глаз — молодых глаз — залучились морщинки.
— Prego[40], — ответил я и добавил: — Да не за что.
Он свернул газету, я забрал сдачу и зашагал через рынок, держась в нескольких шагах сзади. Мы подошли к кафе-мороженому, возле которого на тротуаре стояло несколько стульев и столиков. Мой посетитель уселся под зонтиком с логотипом мартини. Я сел по другую сторону металлического столика — он покачивался на неровном тротуаре.
— Жарко.
Темные очки сняты и положены на стол. Глаза темно-карие, но с помощью контактных линз можно окрасить сетчатку в любой цвет, а эти контактные линзы явно были тонированными.
Подошел официант, обмахнул столик тряпкой и опорожнил пепельницу на решетку над сточной канавой.
— Buon giorno. Desidera?[41]
Голос у него был усталый. Близко к полудню, солнце жарит вовсю.
Я не стал ничего заказывать. Предстояла еще одна, последняя проверка. Мой посетитель проговорил:
— Due spremute di limone. E due gelati alla fragola. Per favore[42].
Еще одна улыбка, кожа под глазами опять собралась в складочки. Официант кивнул. Улыбка у моего посетителя была деланой, коварной; было в ней что-то царапающее, избыточно проницательное. Такое вот лукавое, фальшиво-умильное выражение бывает в глазах у неглупого пса, только что стащившего кусок из мясной лавки.
Пока не принесли мороженое и напитки, мы молчали.
— Жарко. А у меня машина без кондиционера. Обещали, что будет, но…
Фраза осталась незаконченной. Тонкие артистические пальцы, пальцы музыканта, извлекли из напитка пластмассовую трубочку; потом глоток.
— Какая у вас машина? — спросил я, но ответа не последовало. Вместо этого, темные глаза быстро скользнули по заполнившей рынок толпе, от одного прохожего к другому.
— Вы далеко живете?
Голос был приглушенный, он больше подходил для свидания с глазу на глаз в отдельном кабинете уютного ресторанчика, чем для разговора через шаткий столик уличного кафе.
— Нет. Пешком минут пять.
— Отлично. Солнца с меня на сегодня хватит. Мы съели мороженое и допили лимонад. Больше мы не обменялись ни словом, пока не пришло время уходить. Официант принес счет.
— Позвольте, — сказал я, протягивая руку.
— Нет. Угощаю.
Какое английское, точнее, британское выражение.
— Вы уверены?
— Абсолютно.
Можно было подумать, что двое добрых знакомых препираются над счетом в каком-нибудь лондонском ресторане. Двое деловых знакомых. Собственно, так отчасти оно и есть, ибо встретились мы исключительно по делу.
— Ступайте. Я дождусь сдачи и пойду следом. Мы дошли до vialetto. Посетитель неизменно держался на расстоянии не меньше тридцати метров.
— Отлично, — эта похвала вырвалась, когда мы ступили в прохладную ложбину двора, где тихо журчал фонтан. — Вы подыскали прекрасное место. Я очень люблю фонтаны. Рядом с ними все кажется таким… таким мирным.
— Мне тоже нравится, — отозвался я.
Кажется, именно в этот момент я впервые почувствовал, что привязался к этому городку, к долине и к горам, я осознал, какой здесь мир и тишина, — и подумал, что, может быть, когда все будет сделано, мне стоит остаться, чтобы именно здесь осесть на покое, а не мотаться между временными пристанищами и временными личинами.
Мы поднялись ко мне в квартиру, и посетитель сел в один из шезлонгов.
— Вас не затруднит налить мне стакан воды? Безумно жарко.
Безумно: еще одно английское выражение.
— У меня есть холодное пиво. Есть вино. «Капеццана бьянко». Полусладкое.
— Тогда вина. Было бы просто замечательно.
Я пошел на кухню и открыл холодильник. На узкой полочке звякнули две пивные бутылки. Скрипнула деревянная рама — мой посетитель передвинулся в кресле. Я знал, что происходит: моя комната подвергается осмотру, он ищет то, что такой человек обязательно станет искать в незнакомом месте: обнадеживающие признаки, что здесь ему ничто не угрожает.
Я налил вина в высокий бокал, себе — пива в кружку и поставил напитки на поднос из оливкового дерева.
Бокал я подал посетителю и стал смотреть, как он медленно потягивает вино.
Сам я сел в другой шезлонг, поставил поднос на пол и поднял кружку.
— Ваше здоровье!
— У меня мало времени.
— Конечно. — Я отхлебнул еще пива и поставил кружку обратно на поднос. — Уточните, пожалуйста, параметры изделия.
Взгляд переместился к окну.
— Отсюда прекрасный вид.
Я кивнул.
— И никто не подсматривает. А это очень важно.
— Да, — подтвердил я, хотя подтверждения не требовалось.
— Дальность около семидесяти пяти метров. Всяко не больше девяноста. Возможно, гораздо меньше. У меня будет примерно пять секунд. Может, семь, но вряд ли.
— А сколько… — Я запнулся. Никогда не знаешь, как сформулировать этот вопрос. За последние три десятилетия мне столько раз доводилось вести подобные беседы, а я так и не отработал клише. — …целей?
— Одна.
— Что еще?
— Высокая скорострельность. Магазин повместительнее. Предпочтительней всего оружие под девятимиллиметровый парабеллумский патрон.
Бокал в артистических пальцах дрогнул. Я видел, как в золотистом зеркале вина закружились отражения окон.
— Он должен быть легким. Компактным. Надежным. Чтобы его можно было легко собрать и разобрать.
