— Высокого тебе полета, Грегор Наземный, — пожелала она.
В Высоком зале почти все уже было готово к вылету.
На нескольких летучих мышей охранники загружали припасы.
Грегор увидел, что Генри нежно обнимает болезненно худую девочку-подростка. Она горько плакала, а он все пытался ее успокоить.
— Сны, Генри, — захлебывалась она слезами, — я постоянно вижу сны, и они становятся все страшнее. Вас ожидает что-то ужасное!
— Ну перестань! Не стоит расстраиваться из-за снов, Нерисса! Ты просто сама себя накручиваешь. Я вовсе не собираюсь умирать, сестренка! — мягко увещевал ее Генри.
— Там вас ждет ужас и смерть, — тихо сказала его сестра. — Высокого тебе полета, Генри. Высокого тебе полета.
Они снова обнялись, и Генри вскочил на спину своей бархатно-черной летучей мыши.
И Грегор вдруг увидел, что девочка сразу направилась к нему, и растерялся. Он всегда терялся при виде чужих слез и не знал, как правильно себя вести. Но девочка уже взяла себя в руки. Подойдя, она протянула ему небольшой свиток:
— Это тебе, Наземный. Высокого тебе полета, — и прежде чем он успел ответить, пошла прочь. Она была так слаба, что держалась за стену, чтобы не упасть.
Грегор развернул свиток. Он был не бумажный, как показалось сначала. Это была высушенная кожа какого-то животного, на которой аккуратным почерком было переписано «Смутное пророчество».
«Странно», — подумал Грегор. Он ведь как раз хотел перечесть пророчество, чтобы получше разобраться в том, что там написано. Даже собирался просить разрешения у Викуса, но в суматохе совсем об этом позабыл.
— Как она догадалась, что мне это нужно? — тихонько спросил он у Босоножки.
— Нерисса много знает. У нее дар, — услышал он голос и, оглянувшись, увидел мальчика, садившегося на золотистую летучую мышь. Присмотревшись, Грегор вдруг понял, что это Люкса. Вместо пышных серебряных волос, доходивших ей до пояса, у нее был теперь мальчишеский ежик.
— Что случилось с твоими волосами? — спросил Грегор, убирая свиток в карман.
— Длинные волосы — помеха в бою, — небрежно ответила Люкса.
— Как жаль! — сказал Грегор, но тут же спохватился: — То есть я хочу сказать, с короткими волосами ты тоже красивая!
Люкса засмеялась:
— Грегор Наземный, тебе кажется, сейчас самое время думать о красоте?
Грегор почувствовал, как лицо его вспыхнуло от смущения:
— Я совсем не это хотел сказать!
Но Люкса уже повернулась к Генри, который гримасничал у нее за спиной.
— Наземный прав, кузина, — сказал Генри. — С этой прической ты похожа на стриженую овцу.
— Ну и прекрасно! — ответила Люкса. — Кому придет в голову сражаться с овцой?
— Бе-е-е, — вдруг встряла в разговор Босоножка. — Бе-е-е.
И Генри принялся хохотать, да так, что чуть не упал со своей мыши.
— Овеська говоит «бе-е-е», — обиделась Босоножка, и ее слова еще больше развеселили смешливого Генри.
Грегору тоже было смешно. На какой-то миг он вдруг ощутил себя так, будто оказался среди друзей. Но лишь на миг, потому что это все-таки были чужие люди, и он еще не мог назвать их своими друзьями. Не желая выказывать своих эмоций, Грегор принялся пристраивать торбу поудобнее, так, чтобы не приходилось придерживать ее рукой. Пожалуй, лучше всего привязать ее снизу к лямке Босоножкиного рюкзачка.
Когда поднял голову, он поймал любопытный взгляд Люксы.
— Что это у тебя на голове, Наземный? — спросила она.
— Каска. С фонарем, — ответил Грегор. Он включил и выключил фонарик, чтобы продемонстрировать Люксе, как это работает. Он мог бы поклясться, что ей и самой захотелось примерить каску, но она не могла снизойти до просьбы.
Грегор задумался. Ладно, они еще не друзья… Но все же им лучше подружиться, насколько это возможно. Ведь она собирается помочь ему вырвать из крысиных лап отца.
Грегор снял с головы каску.
— Вот, попробуй сама.
Люкса старалась выглядеть невозмутимой, но пальцы ее крепко вцепились в каску.
— А как у тебя горит свет — без воздуха? И твоя голова — она не нагревается от огня? — поинтересовалась она.
— Фонарик на батарейках. Он электрический. И тут вот пластик — между фонариком и головой, видишь? Если хочешь — можешь примерить, — разрешил Грегор.
Люкса без промедления нацепила каску на голову.
— Викус рассказывал мне об электричестве, — сказала она и помотала головой, так, что по углам запрыгали тени.
Расставалась она с каской неохотно.
— Держи, — произнесла она, со вздохом протягивая каску Грегору, — и лучше пока побереги горючее.
— Ты стал родоначальником новой моды, — хихикнул Генри. Он схватил со стены небольшой факел и сунул его за кожаный ободок у себя на голове. Казалось, пламя вылетало чуть ли не из его лба.
— Ну, что скажешь, Люкса? — важно спросил Генри и осторожно повертел головой.
— У тебя волосы вспыхнули! — испуганно закричала Люкса.
Генри моментально снял факел и стал шлепать себя ладонью по голове, а Люкса вдруг громко захохотала.
Поняв, что она пошутила, Генри сгреб сестру в охапку и взъерошил ее стриженые волосы, а затем принялся щекотать, а она истошно смеялась. В этот момент они были похожи на обычных ребят из Наземья. Возились, как обычные брат с сестрой. Как Грегор с Лиззи.
Через весь зал к ним приблизился Викус. Брови его были нахмурены:
— Я смотрю, вы в отличном настроении. Посерьезнее бы надо, ведь не на прогулку собираемся, — произнес он, запрыгивая на свою летучую мышь.
— Это просто присутствие духа, Викус. — Генри незаметно подмигнул Люксе, но тут же посерьезнел.
— Поберегите-ка свой дух — он пригодится вам там, куда мы направляемся, — сказал Викус, протянув руку Грегору и указывая ему на место позади себя.
Босоножка ударила пятками в бока Грегора, горя от нетерпения:
— Я тозе катаца, тозе! — чирикала она.
— По местам! — скомандовал Викус.
Генри и Люкса вскочили на своих мышей. Грегор увидел Марета и Соловет, которые тоже готовились взлететь. Марет сидел на другой мыши, видимо, прежняя еще не залечила раны.
— Вперед! — скомандовала Соловет, и пять летучих мышей взмыли вверх, выстроившись в воздухе клином.
Там, наверху, Грегор внезапно ощутил невероятный подъем и радостное волнение. Они летят спасать папу! Они спасут его — и тогда все втроем, папа, Босоножка и он, Грегор, — отправятся домой, и мама снова начнет улыбаться — по-настоящему, не понарошку, и они снова будут с радостью — а не тоской! — ждать праздников, и слушать музыку, и… В своих мечтах он уже не мог остановиться. Да, он нарушал свое правило — нарушал грубо, и возможно, ему не стоило этого делать, — но сейчас, в эту минуту, на правила ему было наплевать.
