– А я разве это отрицаю? Я ведь что говорю – если бычто-нибудь могло случиться дважды и притом совершенно одинаково, то это и всамом деле был бы хороший урок. Таких вещей очень много, и они учат человекауму-разуму, – это и дядя Абнер всегда говорил. Да ведь есть еще сорок миллионовдругих случаев таких, которые два раза в жизни не повторяются, – и пользы отних ровно столько, сколько от оспы. Положим, ты заболел оспой. Какой тебе прок,если ты понял, что надо было сделать прививку? А теперь и от прививки никакогопроку не будет, потому что оспой два раза не болеют. Правда, дядя Абнерговорил, что человек, который хоть раз схватил быка за рога, знает раз вшестьдесят или семьдесят больше, чем тот, который этого не делал; и еще онговорил, что человек, который тащит кота домой за хвост, приобретает такиезнания, которые ему всегда пригодятся и никогда не будут лишними. Но я должентебе сказать, Джим, что дядя Абнер всегда терпеть не мог тех людей, которыепытались извлечь урок из чего попало, хотя бы…
Но Джим уже спал. У Тома был довольно смущенный вид. Знаете,человеку всегда не по себе, если он говорил очень красиво и думал, что другойим восхищается, а тот взял да уснул. Конечно, ему бы не следовало так засыпать,ведь это нехорошо, да только чем красивее человек говорит, тем скорее выуснете; и если подумать, так тут никто и не виноват – оба хороши.
Джим захрапел; сперва он тихонько посапывал, потом захрюкал,потом захрапел еще громче и издал с полдюжины таких звуков, какие можноуслышать, когда последние остатки воды просачиваются сквозь дырку в ванне;потом раздалось еще несколько подобных же звуков, только посильнее, а после онкак запыхтит да зафыркает, словно корова, которая вот-вот задохнется, – а когдачеловек дошел до этой точки, он уже своего предела достиг, и теперь он можетразбудить всякого, хотя бы тот находился в другом квартале да в придачупроглотил целую чашку опия. А сам он хоть бы что – не просыпается и баста, хотявесь этот жуткий шум раздается всего в каких-нибудь трех дюймах от его же собственногоуха. И это самая удивительная вещь на свете, скажу я вам. Но стоит чиркнутьспичкой, чтобы зажечь свечу, – и от этого еле слышного шороха он тут жепроснется. Хотел бы я знать, в чем тут дело, да только в этом никак разобратьсяневозможно. Взять хотя бы Джима: всю пустыню перепугал, всех зверей собрал –они издалека сбежались посмотреть, в чем там дело, и сам он был к шуму всехближе, – и вот, оказывается, он единственное существо, которому до этого шумадела нет. Мы орали и гикали на него – и все без толку. Однако чуть толькораздался какой-то тихий, слабый звук, да только непривычный, он сразу жепроснулся. Да, сэр, я все это обдумал, и Том тоже, и все равно никак неразобраться, почему человек не слышит своего собственного храпа.
Джим сказал, что он и не спал вовсе; он только глаза закрыл,чтоб лучше слышать.
Том сказал, что никто его ни в чем не обвиняет.
Тут у Джима сделался такой вид, словно он готов от своихслов отказаться. По-моему, он решил поговорить о чем-нибудь другом, потому что принялсяругать погонщика верблюдов. Люди всегда так поступают, если их поймали начем-нибудь, всегда стараются сорвать свою злость на других. Он поносилпогонщика как только мог, и мне пришлось с ним соглашаться, а потом начал изовсех сил расхваливать дервиша, и мне и тут пришлось с ним соглашаться.
Но Том сказал:
– Я что-то не совсем в этом уверен. Вот вы говорите, чтоэтот дервиш был страшно щедрый, добрый и не эгоист, да только я ничего такого внем не нахожу. Он ведь не искал другого бедного дервиша, верно? Если уж он неэгоист, то пошел бы туда сам, набрал бы себе полный карман драгоценностей иуспокоился. Нет, сэр, ему подавай человека с сотней верблюдов. Он как можнобольше сокровищ забрать хотел.
– Да как же, масса Том, ведь он хотел честно поделить ихпоровну, он же только пятьдесят верблюдов просил.
– Потому что он знал, что потом всех получит.
– Но ведь он же сказал тому человеку, что он ослепнет, массаТом.
– Сказал, конечно, потому что знал, какой у него характер.Ему как раз такого человека и надо было – такого, который никогда не доверяетчужим словам и не верит в чужую честность, потому что у него у самого ее нету.По-моему, есть очень много таких людей, как этот дервиш. Они жульничают направои налево, но так, что другому человеку всегда кажется, будто он сам себяобжулил. Они все время придерживаются буквы закона, и потому до них никак недоберешься. Они тебе глаза мазать не будут – о, нет, это был бы грех! – но онизнают, как заговорить тебе зубы, чтобы ты сам себя этой мазью намазал, чтобывышло, будто ты сам себя ослепил. По-моему, дервиш и погонщик верблюдовдостойная парочка: один – хитрый, подлый и пронырливый, другой – тупой, грубыйи неотесанный. Но все равно оба мерзавцы.
– Масса Том, а как вы думаете, есть сейчас на свете такаямазь или нет?
– Дядя Абнер говорит, что есть. Он говорит, что такая мазьесть в Нью-Йорке и что ею мажут глаза деревенским простакам и показывают им всежелезные дороги на свете; они попадаются на эту удочку и достают эти дороги, апотом, когда им намажут мазью второй глаз, то тот человек говорит им "досвиданья" и уходит восвояси с ихними железными дорогами. Смотрите вон натот холм с сокровищами. Вниз!
Мы спустились на землю, но холм оказался вовсе не такиминтересным, как я думал, потому что мы никак не могли найти то место, где онивошли внутрь за сокровищами. Все же было очень приятно даже просто поглядеть натот холм, в котором такое чудо случилось. Джим сказал, что он бы и за тридоллара от такого зрелища не отказался; и я то же самое подумал.
Мы с Джимом очень удивлялись, как это Том может приехать вбольшую чужую страну и сразу же найти такой вот маленький горбик и в один миготличить его от миллиона таких же точно горбиков. А все потому, что он такойученый и от природы такой способный. Мы много говорили про это, но все не могливзять в толк, как он это делает. Том – это голова, я еще такого умного человекане видывал, и если б он был постарше, то стал бы знаменитым, как капитан Кидд[9] или Джордж Вашингтон. Бьюсь об заклад, что любому из них пришлось быпопыхтеть, пока бы они этот холм нашли, ну а Тому все нипочем – он проехалчерез всю Сахару, да и ткнул прямо в него пальцем с такой легкостью, словно емунадо было разыскать негра в стае ангелов.
Мы нашли поблизости пруд с соленой водой, наскребли по краямкучу соли и набили ею шкуры льва и тигра, чтобы они не портились, пока Джим неначнет их дубить.
