— Итак, Иван Антонович, — начинает Константинов, складывая руки перед собой, как когда-то Бовин в «Международной панораме», — расскажите немного о себе.
— Простите, Алексей Львович, но ведь это у нас не собеседование? — Свободный человек Штарк не испытывает никакого почтения к чинам. А на эту встречу Константинов пригласил его сам — значит, он, Штарк, нужнее председателю правления «Госпромбанка», чем председатель — ему.
Константинов не выказывает никаких эмоций, просто продолжает ровным голосом опытного переговорщика:
— Я интересуюсь вашим, так сказать, послужным списком, Иван Антонович, потому что вы ищете Роберта Иванова. Так мне сказали. Это правда?
— Не совсем так, Алексей Львович, — качает головой Штарк. Он словно попал в какой-то советский фильм, где ему неожиданно легко пить чай с сахаром и обращаться к людям по отчеству. — Один мой друг в Нью-Йорке старается выяснить происхождение вот этой скрипки. — Тут он раскладывает перед банкиром залапанные распечатки. — Она вроде бы пропала у нас, в России, полтора века назад. И этот мой друг попросил меня выяснить, что смогу. Я согласился ему помочь, и мне сказали, что эта скрипка могла в последнее время принадлежать Роберту Иванову.
— Где вам это сказали, если не секрет? — Константинов свой чай не пьет, смотрит неотрывно в глаза Ивану, но Штарка это не смущает: внутри фильма все какое-то ненастоящее.
— В Музее Глинки. Там один из мастеров вроде бы узнал инструмент.
— А кто именно из мастеров?
— Вы их всех знаете?
— Я очень люблю скрипичную музыку, Иван Антонович, и знаю многих, кто с ней связан.
— Мастера зовут Ираклий Амиранов. — Штарк не видит ничего зазорного в том, чтобы делиться информацией о своих источниках: возможно, так и Константинов расскажет ему что-нибудь интересное.
— Это, так сказать, патриарх московских мастеров, — кивает банкир. — Если он держал в руках скрипку, он ее запомнил.
— А вы ведь тоже видели эту скрипку?
— Да. Вы говорите, сейчас она в Нью-Йорке? А кто ее владелец?
— Некий мистер Лэм.
— Не мистер Иванов.
— Нет. Вы думаете, Роберт Иванов мог уехать из страны?
— Я ничего про это не думаю, потому что мне не хватает информации. Но я бы очень хотел узнать, где он.
— Почему, Алексей Львович?
— Вы слышали квартет Сибелиуса?
— Произведение — да, состав — нет.
— Я имею в виду как раз состав. Николай Иноземцев — первая скрипка, Роберт Иванов — вторая скрипка, Владимир Чернецов — альт, Михаил Дорфман — виолончель. Не слышали — послушайте.
Банкир щелкает пультом — опускает шторы, разворачивает экран во всю стену справа от длинного стола, включает проектор и DVD-проигрыватель. На экране возникает сцена Малого зала консерватории, а на ней — четверо парней, с тремя из которых Иван уже познакомился. Четвертый, Роберт Иванов, — самый невзрачный из них. Этакая робкая белая мышка. Никакой харизмы. Даже если бы он не сидел на обычном для второй скрипки месте, было бы очевидно, что он не лидер. Но Иван, хотя его любовь к классике — недавняя и довольно поверхностная, уже через минуту понимает, что роль Иванова в квартете — вовсе не последняя. И что в музыке он ничего не стесняется и не боится. Штарк даже забывает, где он находится, — акустическая система в главном кабинете «Госпромбанка» в точности воссоздает атмосферу концерта.
— Это Четырнадцатый квартет Бетховена, — комментирует, ломая музыку, Константинов. — К тому времени как Бетховен его написал, он утратил не только слух, но и остатки уважения к правилам. Партия второй скрипки тут местами изощреннее, чем у первой. Вы ведь любите музыку?
— Да, хотя пока плохо разбираюсь, — отвечает Иван тихо, все еще пытаясь слушать квартет.
— Ну, значит, вы слышите, что такое Боб Иванов. Струнный квартет, Иван Антонович, сравнивают с бутылкой вина. Виолончель — это сама бутылка. Первая скрипка — этикетка на ней. А само вино — это вторая скрипка и альт. «Сибелиусквартет» был удивителен тем, что под довольно броской этикеткой скрывалось даже более дорогое вино, чем эта этикетка обещала. Но Иванов где-то прячется, и квартета больше нет. Я слышал, что Чернецов — великолепный альтист, между прочим, — в глубоком запое, а другие двое устроились в большие оркестры. Там они затеряются. Мне бы этого очень не хотелось. И еще. Перед тем как пропасть из виду, Иванов для очень узкого круга слушателей сыграл «Дьявольские трели». Это, скажу я вам, было лучшее сольное выступление, которое я когда-либо слышал. И бросаться такими словами, поверьте, я не склонен. Хотите посмотреть?
— У вас есть запись?
— К сожалению, некачественная, и вряд ли вы сумеете оценить игру — звука нет. Запись с камеры наблюдения в клубе «Реставрация».
— Да, я бы очень хотел посмотреть.
Константинов снова щелкает пультом, и на экране появляется маленькая сцена в полутемном помещении. К ней медленно, чуть ли не волоча ноги, подходит блондин в неуклюже сидящем темном костюме, вскидывает скрипку и, кажется Ивану, делает все, чтобы изорвать на ней струны, а смычок напрочь лишить конского волоса. Чуть больше двух с половиной минут, пока скрипач не исчезает из кадра, Штарк и Константинов молча смотрят это немое кино.
— В общем, я хотел бы его найти, — прерывает молчание банкир. — Теперь ваша очередь чем-нибудь поделиться.
Все это время Константинову никто не звонит. Звонки с мобильного переводятся секретарше, догадывается Штарк, — значит, дело и вправду важное для предправления «Госпромбанка».
— Алексей Львович, я, собственно, поделился всем, что имею. Вы узнаете скрипку на фотографиях?
— Как раз в тот вечер я держал ее в руках, — говорит Константинов. — Я предложил купить или взять в аренду хорошие инструменты для ребят. Чтобы они могли развиваться, получить известность за границей, заключить хороший контракт на записи. Они, надо сказать, не очень заинтересовались моим предложением. Особенно Иванов: он сказал — правда, по-моему, в шутку, — что у него «страдивари» и что он намерен играть на нем всю жизнь. По-моему, на фотографиях тот самый инструмент. Но я не мастер и не могу сказать со стопроцентной уверенностью.
— Ну вот, собственно, поэтому я и хочу найти Иванова, — чтобы показать ему фотографии, а если получится, то и сам инструмент. Если скрипку у него украли, ее надо вернуть, а если это другая скрипка, мне надо будет продолжать поиски.
Константинов кивнул.
— Выходит, у нас с вами одна цель. Но у вас больше шансов найти Боба, чем у меня.
— Как это? — не скрывает изумления Штарк. — Я думал, «Госпромбанк» все что угодно может найти. Государство — это вы, разве не так?
— Ну, во-первых, конечно, нет. Я не командую ни милицией, ни ФСБ — они могут нам помогать, но только в определенных рамках. А во-вторых, у меня есть подозрение, что Боб Иванов очень не хочет, чтобы его нашел именно я.
