— А мои придурки, Фомин и Яценко, думаешь, мне не надоели? — вторила ей Танюша. — Зачем мне нужны эти бандюги! По ним тюрьма плачет, а я в Италию хочу!
— Плюнь на них! — Захмелевший Кузя положил руку на плечо Танюши. От его забавной застенчивости не осталось и следа. — Я с ними разберусь! Вот увидишь!
— Правда? — Танюша совсем растаяла.
— Конечно! А Италия — не проблема. Я уже был там: Рим, Венеция, привато, резервато. Если хочешь, я увезу тебя в этот солнечный рай, май лав. Моего отца собираются в следующем году туда послать…
— Честно?
— Честное пионерское!
Я не ожидал подобного поворота событий. Может быть, втайне о чем-то и мечтал, но вряд ли всерьез надеялся. Думал, выпьем чуток в тесном кругу, расслабимся, поболтаем. Но уже после первых тостов, славивших великое событие, происшедшее в нашей жизни: окончание восьмилетки, пошли такие откровенные разговоры, что мне оставалось только изумляться и пользоваться моментом.
Между нами четырьмя вдруг возникло нечто. Какой-то тайный заговор. Это уже была не просто маленькая гормональная вечеринка на опушке леса. Мы чувствовали себя самыми настоящими заговорщиками, участниками секретной сходки этаких вольных каменщиков, утаивающих свои истинные убеждения и цели от окружающего мира. Это было тревожное и вдохновляющее ощущение.
Не знаю, как это получилось, но вскорости я уже обнимал Свету и наивно тыкался губами в ее щеку.
А совсем осмелевший Кузя радостно и слюняво тискал и целовал Танюшу. Свой фонарик по забывчивости он продолжал держать в руке, и мутный луч витиевато прыгал по сторонам, выхватывая из черноты слайды таинственной лесной чащи.
«Кузя! — донеслись издалека истошные крики. — Кузя, твою мать!»
Я вздрогнул, и моя добыча выскользнула из моих рук.
— Нас хватились! — упавшим голосом констатировал Кузя. — Что делать?
— Да выключи ты свой фонарь! Сейчас свет заметят! — нервно бросил я Кузе.
Он долго тыкал заевшую кнопку и, отчаявшись, ударил фонарик о ствол дерева. Лампочка погасла. Мы затаились. Девчонки заметно волновались.
«Кузя! Кузя!» — кричали по всему лесу.
Я почувствовал себя защитником и обнял Свету за талию. Меня переполняло воодушевление и подогревало ощущение опасности.
Я должен был действовать. Я готов был на любой подвиг.
— Я пойду на разведку, — сказал я.
Меня пытались удержать, но я был непреклонен. Глотнув для храбрости виски, я отправился навстречу приближающимся голосам.
Под ноги попалось упавшее ветвистое дерево. Я приподнял его и с шумом поволок в сторону лагеря. Через пару минут я нос к носу столкнулся с Вовочкой и Фомой.
— Ты где был?! — подскочил разъяренный Фома. Вовочка положил тяжелую руку на его плечо:
— Подожди, Фома, не гони!
— Как где? — удивился я. — Вот дерево нашел. На всю ночь хватит.
Фома недоверчиво оглядел мою находку.
— А где этот раздолбай Кузя?
— А черт его знает. Я его сразу же потерял… Ребята потоптались, закурили.
— Ладно, молодец, тащи к лагерю. — Фома протянул мне сигарету. — На, покуришь потом. А мы этого недоноска очкастого пойдем искать…
Я притащил дерево в лагерь, кинул несколько веток в затухающий костер и бросился назад. По пути встретил заспанную Надежду в окружении веселых и возбужденных одноклассников. Она пыталась руководить поисками.
— Ну-ка, ребята, еще раз все вместе крикнем: «Кузнецов!» На счет три…
Она была почти в истерике.
Тут я понял, что ищут одного лишь Кузю. Отсутствия Светы и Танюши пока никто не заметил.
Соблюдая осторожность, я вернулся на полянку и рассказал друзьям обстановку.
— Я пошел! — сказал Кузя, поправляя пальцем очки.
— Фома злой, как черт! — предупредил я. — Может, не стоит рисковать?
— А другого выхода нет. Чего теперь всю ночь в лесу сидеть?
Я пожал плечами: действительно, он прав.
— Не ходи! — жалостливо всхлипнула Танюша. Она вдруг оступилась и, наверное, упала бы, если б Света не успела ее поддержать.
Я удивленно заглянул Танюше в лицо. Она была совершенно пьяна.
— Света! — сказал я. — Ты должна отвести Танюшу в лагерь и уложить спать. Чтобы никто ничего не заметил. А мы будем отвлекать…
Мы сердечно попрощались — так, будто нам не суждено было больше увидеться…
Кузя объявился. Надежда его крепко отругала, быстро успокоилась и пошла спать. Вовочка и Фома проводили класснуху взглядом, тут же вцепились в Кузю и поволокли его в темноту, на распаханное поле. Я и десяток ребят последовали за ними.
В кругу возбужденных зрителей Кузю крепко держал сзади за руки Паскей. Все молчаливо одобряли: одноклассник серьезно провинился и должен был понести жестокое, но справедливое наказание.
— Ты где, ё, шлялся, курва очкастая? — орал Фомин ему в лицо.
— Говори, блядь! — вторил Вовочка, нанося Кузе беглые удары по печени.
— Я гулял…
— Не надо пи-пи! А почему пьяный?
Тут приблизился подавленный Яцек, которого раньше здесь не было, и тихо сказал, обращаясь к Фоме:
— Танюша в жопу пьяная… Всю палатку заблевала… Тот аж подпрыгнул.
— А кто, бляха-муха, Танюшу напоил? — заревел Фома. — Ну все, ты труп! Признавайся, гондон, у тебя с ней чего-нибудь было?
— Не твое дело! — Кузя пошел вразнос.
Мне вдруг стало очень стыдно, что я трусливо стою в стороне, бездеятельно наблюдая, как мучают моего друга.
Хотелось растолкать ребят, выйти на середину и объявить себя виновником всего происшедшего. Но… я поспешил тщательнее спрятаться за спинами зрителей. Фому трясло от злобы.
— Ах ты тварь! Ну-ка сними стекляшки!
Паскей отпустил Кузю, тот с готовностью снял очки и тут же получил сочный удар в ухо. Он лишь покачнулся, но из-под его свитера вдруг выскользнула бутылка и глухо шлепнулась в борозду.
Паскей вновь схватил Кузю за руки, а Фома поднял бутылку.
— Ни хрена себе! — Он покрутил добычу в руках. — Половина уже отпита…
— Ну-ка дай! — Вовочка протянул руку.
Он сделал несколько внушительных бульков, довольно рыгнул, глубоко втянул носом рукав и вернул бутылку Фоме:
— Самогонка вроде бы… Крепкая, падла!
Фома тоже попробовал (нет, не самогонка — фирма!). За ним последовали Паскей и Яцек. Бутылка оказалась пуста.
— Значит, это ты Танюшу напоил? — опять надвинулся Фома. — Говори, кто еще с вами был?
— Мы одни, больше никого…
