бы таблеток.
— Ма, а тебе никогда не хотелось ему отомстить? — задаю самый важный вопрос, и мама искренне недоумевает:
— За что?
— За то, что он тебя предал! За то, что у тебя так сложилась жизнь …
— Как сложилась, Лик? Да мне только позавидовать можно. У меня ты есть, — улыбается она и ерошит мои волосы.
— Я очень стараюсь, правда.
— Не старайся. Просто будь у меня умницей. — Мама подмигивает. — Кстати, а тот мальчик хороший… Сереженька… Как он поживает?
Какой еще «Сереженька»? Сид, что ли?
Надеюсь, что он поживает хреново, но вслух говорю другое:
— Не знаю. Его я тоже бросила. Давно уже.
***
Наутро где-то за далекими пределами сна начинает громко трезвонить телефон.
Мама уже ушла на работу, приходится самой вылезти из теплой постели и плестись в коридор.
— Алло? — хриплю в трубку.
— Лика, ну наконец-то!.. Где тебя носило? С тобой все нормально? — Влад на проводе. Кошусь на часы: начало девятого.
— Нормально.
— Я всю ночь не спал! Знаешь, как я переживал…
— Не стоило… Влад!..
— …Из-за того что свою девушку…
Я сжимаю трубку до трещин на пластике, зажмуриваю глаза. Я не твоя девушка. Я вообще не девушка. Я — это просто я.
— …В компании этого урода бросил…
Урода… Такого же урода, как и я: без рода, без племени.
— Влад! — снова зову я.
— …А кто знает, что этому дауну безмозглому в котелок могло взбрести…
— Влад!!! — кричу, и он перестает нудеть.
— Что?
— Приходи ко мне. Сможешь? Прямо сейчас.
Владик пару секунд сопит в трубку:
— Вообще-то у нас тут завтрак… Ладно. Смогу. Надеюсь, это что-то очень важное, иначе…
— Вот и славно. — Я нажимаю на «отбой».
Бесцельно слоняюсь по комнатам. Квартирка у нас старая, тесная, но уютная. Жилище двух девочек: книги про любовь, памятные сувенирчики, салфетки, фиалки на окнах. Гладильная доска у окна, на ней брошен мамин домашний халат. На столе зеркало, а возле него частокол флакончиков с духами, лосьонами, лаками… у нас все общее. Мы небогато живем, зато воздух здесь пропитан запахом корицы, кофе, уюта и доброты.
В один распрекрасный день сам Влад или кто-то из его окружения обязательно укажет мне на бедность и неустроенность. Ко мне все вернется бумерангом.
В дверь звонят, и я прямо в пижаме выдвигаюсь в прихожую.
— Проходи. — Пропускаю Влада и подталкиваю ногой к его начищенным ботинкам дядь Костины тапочки.
Он снимает пальто, вешает его на крючок, озирается по сторонам, косится на волосок паутины на светильнике.
С иголочки одетый, красивый, воспитанный Влад в нашей квартире — почти аномальное явление. Пора его отпустить, без всяких сожалений выпустить в естественную среду, где обитают такие же девочки-принцессы, с одной из которых он осуществит свою мечту и создаст уже наконец свою образцовую холодную семью.
— Привет! Потрудись объяснить, где ты вчера шаталась так долго? — Он взвинчен до предела, левая щека заметно подергивается.
— Гуляла… Чаю будешь? — Его обиды всегда раздражали, но все, чем я с ним занималась — пережидала, терпела, считала про себя до десяти…
— Какой еще чай?!! Ты на мою семью, на меня вчера наплевала!
Господи, как неинтересно. Молча разворачиваюсь и шаркаю тапками в сторону кухни, Влад увязывается следом. Усаживаю его на одну из двух разномастных табуреток, на самую неудобную, ставлю перед его носом чашку с отколотым краем.
— Гуляла… С этим? — На чашку он даже не смотрит, но сверлит меня взглядом сегодня бледно-голубых, водянистых, злых глаз. Это я превратила его в такое ничтожество. Я…
Парень передо мной на части разваливается, а я напоминаю себе муху, в издевательской манере потирающую лапки.
— Ага… — киваю, — с этим.
— Лика. Что происходит, а? Может, хватит уже воду мутить? Что за дела у тебя могут быть с таким отребьем?
Несколько долгих секунд слышно только, как гудит наш пожилой холодильник, и моя ложечка позвякивает о стенки чашки.
Разрушать красоту, похоже, уже стало моим хобби. Сейчас, например, я разрушу веру этого идеалиста в верность, доверие и чистоту:
— Да я спала с ним, Влад! Неужели не доходит?! — выпаливаю я. Все, моя душа чиста.
Рука Влада сжимается в кулак, зависает над столешницей, но опускается на нее мягко, тихо. Он прищуривается, не может подобрать слов, прочищает горло:
— Ты… — и с шипением выдыхает: — Мама права была…
— Давай разбежимся! Пожалуйста! — вношу я конструктивное предложение. — Посмотри на меня повнимательнее. Я тоже отребье. Я такая. А ты, ты совсем другой. Не возись со мной больше. Не пачкайся.
Мне хотелось драмы, битья посуды, криков. Может быть, я даже оплеухи заслужила. Но Влад встал из-за стола, молча надел пальто и ботинки и скрылся за дверью.
А перед следующим экзаменом по спине наудачу поглаживал уже Олечку.
Какое облегчение.
Улыбаюсь.
Спасибо тебе, Влад. За все. А теперь иди к черту.
Глава 35
В конце вьюжного темного февраля мне исполнилось восемнадцать лет.
Отмечать это знаменательное событие я не стала. Мама с дядей Костей подарили мне оранжевый душистый апельсин, помялись, посмеялись и вручили ключи от нашей квартиры: мамин комплект с брелоком в виде деревянного башмачка.
Я сразу все поняла.
— Анжелик, вот тебе уже и восемнадцать. И одна справишься. А Мариночку я к себе забираю. А ну, улыбнись, именинница! — хохотал дядя Костя.
На следующей неделе на старой иномарке дяди Кости они перевезли мамины вещи в его квартиру.
И вот теперь всеми вечерами я сижу одна за кухонным столом, а за окном депрессует сопливый разбитый март.
Раньше я была маленькой девочкой, маминой дочкой, и жила только ради того, чтобы видеть в ее глазах гордость и радость за меня и мои успехи. В чем же мой смысл теперь?..
Я все чаще вспоминаю Сида. Парень всю жизнь жил так, как теперь пробую жить я. А это тяжело, оказывается. Так тяжело, что, если нет в тебе крепкого стержня, волей-неволей начнешь сломя голову бежать к любому чужому теплу и беспечно отдавать свое в ответ.
Светка звонит каждый божий день, делится кулинарными рецептами, которые мне на фиг не нужны, ругает погоду, докладывает о самочувствии. Все это неинтересно. К пятнадцатой минуте таких бесед я обычно зверею и вру, что у меня пригорает на кухне картошка. И поспешно вешаю трубку.
Светке рожать в мае, Кидис подался на заработки в Москву, вот и страдает наша Баунти от одиночества и безделья. Пусть посильнее страдает. Так, как страдаю я.
У меня, например, одиночество вообще стало причиной девиации личности. А как еще можно назвать
