впрочем вы это уже слышали. Перехожу к сути. Взять, например, сегодняшний день. Я иду за булочками, но совершенно не уверен, что эти булочки получу! И не потому, что у меня нет денег. Деньги есть. Не так много, как того бы хотелось, но на простые радости жизни ещё доступные старику пока хватает. Дело в том, что, последнее время, приходя за булочками к мадам Анастасии я каждый раз не уверен, что не найду на месте её кондитерской, например, заколоченный досками вход. Или такой же обугленный остов как вот этот. Или других хозяев у той же самой плиты и за тем же самым прилавком. Вы понимаете меня?
Хорошие люди постепенно бегут из города. Кто не бежит, того выживают. В лучшем случае просто оставляют предоставленных самим себе, не давая при этом ни еды, ни работы. Кондитерские закрываются. Думаете булочная мадам Анастасии первая за кого я волнуюсь? Если бы так! Рюмочную Бориса отобрали бандиты. Хорошо сам Борис сумел уйти и семью увезти. Ах какая рюмочная там была! А сейчас – бандитский притон, рядом с которым опасно остановиться даже чтобы прикурить. Мясная лавка Афанасия, где она, где я вас спрашиваю?
Мне пришлось признаться: -Не знаю.
-Вот и я не знаю где сам Афанасий. Лавка его стоит заколоченная, хотя всё одно – стёкла побили, внутрь влезли, половину украли, половину просто испоганили. Сам Афанасий пропал – нет его. Давеча он мне жаловался, что к нему приходили, требовали то ли лавку отдать, то ли деньгами делиться. Он – мужик здоровый, опять же топор всегда под рукой держит и отказался. И вот уже где теперь Афанасий? Ты не знаешь. Я не знаю. Может, конечно, как-то продал и быстро-быстро уехал. Только я сомневаюсь. Завод механической игрушки постепенно заканчивается. Город останавливается.
-Так может быть надо завести заново? -предлагаю я ему.
Старик отмахивается: -Кто только заводить будет.
-Может быть я.
-А справишься?
-Так я не один, -отвечаю ему. -Добрые люди помогут. Добрых людей вообще гораздо больше, чем злых. Надо только найти их, объединить.
-Сжать пальцы в кулак, -заканчивает за меня старик и я замолкаю потому, что он сейчас мне выдал почти цитату из книги вершителя Драласа где тот сравнивает каждого отдельного человека с пальцем, а объединённую народную волю с кулаком.
-Кулаком, -говорю осторожно, -орудовать сподручнее чем растопыренными пальцами тыкать.
-Скажите это тем, кто уже пытался… кулаками против пистолей и сабель. Сам можешь видеть, чем всё закончилось.
Старик глазами показал на стоящий перед нами обугленный остов. Тот, словно памятник самому себе, торчал будто гнилое дерево на болоте или как порченный, но не выдернутый, зуб во рту.
-Почему ты думаешь, что вторая попытка не закончится тем же самым, может быть даже хуже? -негромко спросил старик.
-Не сопротивляясь злу – только множишь его, -ответил я тоже цитатой из книги вершителя Драласа.
-Как разобрать кто добро, а кто зло? -засомневался старик.
-Очень просто, -сказал ему я. -Добро это мы, а зло - те, кто против нас.
-Почему? -не понял старик.
-Потому, что против нас, -терпеливо объяснил я.
В блеклых старческих глазах разгорелся непонятный мне огонёк: -Вы – положительно интересный молодой человек. Даже крайне интересный.
-Вы тоже не простой прохожий…
Не заданный вслух вопрос «а кто?» остался висеть в воздухе. Собеседник не спешил отвечать на него. Вместо этого, вежливо приподняв свою жёлтую шляпу, старик кивнул мне словно своему давнему знакомому, с которым он только что обсудил погоду на сегодня или какой-то ещё подобной же важности вопрос и пошёл дальше.
Завершившийся разговор оставил двойственное впечатление. Странный старик, цитирующий Вершителя и явно знающий больше, чем говорил не выходил у меня из головы. Может быт зря я так разоткровенничался с ним? Но постоянно играя роли, скрывая истинные мотивы в попытке обмануть своих врагов я также обману и оттолкну от себя возможных союзников и друзей. Да и не смогу я качественно выдать себя за другого человека. Не приучен к такому и не желаю приучаться. Как писал Вершитель: веками власть имущие опутывали народ путами из страха и лжи. Только правда сможет порвать эти цепи.
Не задерживаясь больше возле горелого остова, который я теперь воспринимал не иначе как памятник погибшим соратникам, иду в ремесленный квартал. Каменск издревле славился двумя вещами: своими каменоломнями, определившими облик города и его название и своими ткачами. Ещё в нём располагалось крупное ремонтное железнодорожное депо, где чинили не слишком сильно захворавшие паровозы, по мере необходимости собирали грузовые вагоны и всё такое. Но всё-таки это именно крупная мастерская по ремонту и восстановлению, а не полноценный завод.
Первым делом я решил посетить ткачей. Именно здесь шилась и обшивалась добрая половина бывшего королевского, а ныне нашего, революционного морского флота. С первого взгляда казалось бы странным шить паруса, плести канаты, верёвки и прочие такелажные принадлежности в городе на таком большом расстоянии от моря, но здесь сошлись вместе несколько исторических факторов. Во-первых, в Каменске исторически была сильная гильдия ткачей. Знаменитая каменевская ткань выходила отсюда и расходилась по всему королевству и за его пределами. Во-вторых, в окрестностях города обильно рос лён, из которого эту ткань и производили. Целые поля льна тянулись от города к востоку, изредка перемежаясь крестьянскими деревеньками. Наконец, в-третьих, проложенная юго-западная ветка железной дороги соединила столицу с Каменском, а сам город с главным морским портом государства. И таким образом паруса и канаты, не говоря уже о форме самих моряков, плелись и шились здесь, в Каменске, на двух местных заводах или в десятках более мелких мастерских.
В часть города, традиционно занимаемую ткачами, я и направил свой путь. Найти её было легко. Квартал ткачей. Улица ткачей – названия говорили сами за себя, а указатели помогали не заблудиться.
Однако, прибыв на место, я не застал ожидаемого столпотворения и рабочей суматохи. Значительная часть мастерских оказалась закрыта. Набитые крест на крест, не струганные доски перекрывали вход.
Обложенная розовым камнем цветочная клумба, отмечающая начало улицы, завяла. Земля застыла сухой коркой, а выжившие цветы стояли поникшие, изнывающие от жажды или уже высохшие, с облетевшими лепестками - сухие прутики, воткнутые в пересохшую землю. Уверен, что будь на улице ткачей всё в порядке, то местные хозяйки ни в коем случае бы не допустили подобной безалаберности. Клумба была бы вовремя полита, а цветы бы радовали глаз разноцветьем лепестков.
Часть совмещённых с мастерскими лавок всё же оказалась открыта, и я зашёл в первую. Полутёмное помещение,
