вперед, перегнувшись через стол.
— Моя семья и я уезжаем. Я предлагаю…
— Прекрасно, я поеду с вами, — Шеймус ухмыльнулся, снова обрывая меня. — Какой смысл так одеваться, если меня никто не увидит? — он поднялся на ноги, выпуская дым из трубки мне в лицо.
Он прошел вперед только для того, чтобы остановиться прямо рядом с Мел и подать ей руку.
— Я бы предпочла сгореть в огне, — сказала ему Мел, но он все равно взял ее за руку.
— Я не спрашивал, моя дорогая. Не нужно быть такой враждебной, мы же семья, — сказал он, провожая ее к двери. Он, как и все мужчины Каллахан, обладал обаянием, и это вызывало у меня отвращение.
— Ты назвал меня коровой. Дважды, — сказала она без эмоций.
— Я уверен, что тебя называли и похуже, — он подмигнул, и выражение лица Мел обеспокоило меня. Она не испытывала к нему ненависти.
Седрик стоял передо мной, пытаясь подобрать нужные слова. Но, как всегда, когда дело касалось Шеймуса Каллахана, слов не было. Мама поцеловала меня в щеку, когда я прислонился к столу. Один за другим они все ушли, когда вошли уборщицы.
— Лучше бы не осталось ни одного гребаного пятнышка, — я допил остатки своего бренди, прежде чем уйти.
МЕЛОДИ
— Где Лиам? — спросила я, выходя из машины. Я ждала уже полчаса, а этот придурок все еще не сел в машину.
Горничные, с которыми я даже не потрудилась познакомиться, стояли снаружи и ждали. Они не должны были покидать подъездную дорожку, пока мы не уедем. Никто из них не выглядел смущенным, но это был результат многолетней работы.
— Мэм, — сказала одна из них. — Он пошел переодеться в свою комнату и больше не выходил.
— Вы свободны, — сказала я им, входя в дом. Я понятия не имела, в чем, черт возьми, заключалась его проблема, но ему нужно было надеть штаны большого мальчика и разобраться с этим.
В тот момент, когда Седрик упомянул Шеймуса, Лиам пришел в ярость. Я знала о Шеймусе; он убивал, воровал и подкупал, чтобы попасть в учебники истории…но опять же, мы все этим занимались. То, что он сделал, я сама изучала и копировала. Он произвел на меня впечатление, а меня было тяжело удивить. Шеймус был смертельно опасен И самоуверен. Он требовал уважения, которое заслужил, но я никогда не доставила бы ему такого удовлетворения. Он был в моем доме.
В тот момент, когда я вошла в нашу комнату, я последовала за музыкой, доносящейся из гардероба Лиама. Его гардероб, должно быть, был такой же большой, как мой, если не больше; заднице Лиама нравились костюмы.
У дальней центральной стены стояло черное пианино.
Подойдя к нему сзади, я схватила его за волосы и откинула их назад, приблизив свое лицо к его щеке.
— Я ненавижу, когда меня обманывают, Лиам.
— Попроси моего дедушку отвезти тебя, — рявкнул он, как ребенок.
Отпустив его волосы, я села к нему на колени.
— Что за пассивная агрессия? Что, черт возьми, с тобой не так?
Он вздохнул, притягивая меня ближе к себе, и поцеловал. Я поцеловала его в ответ, прежде чем прикусить его нижнюю губу.
— Сексом ты не решишь проблему. Как бы мне ни нравилось ставить твоего дедушку на место, мне нужно знать, какой сукой нужно быть, — честно сказала я ему.
— Я ненавижу Шеймуса всем своим сердцем, — прошептал он, прижимая меня крепче.
— Я поняла. Почему? — должна же быть какая-то причина, по которой он питал такую ненависть.
Я нахожу это сексуальным. Однако ему было больно, и он все больше раздражал меня. Я не была уверена, когда мы превратились в идеальную пару, но с каждым днем он становился все большей частью моей души. Часть меня все еще беспокоилась об этом.
— Шеймус всегда верил в выживание сильнейших. Мой отец считал, что город был одной из причин, по которой я был так болен. Он взял нас всех с собой в Ирландию, и в самую первую нашу встречу он оглядел меня с ног до головы и сказал: В дикой природе животные поедают своих детенышей, если те больны. Он и мой отец поругались… Хотя это было больше похоже на то, как мой отец кричал, а Шеймус курил в своем кресле. Он сказал моему отцу, что если он слишком слаб, чтобы убить меня, он окажет мне честь. Что у человека в его положении не может быть такого ребенка, как я; что он должен быть счастлив, что ему подарили еще одного сына, и он мог бы вырастить Деклана, чтобы заменить меня, если бы захотел. — Его хватка на моем бедре усилилась, но я позволила ему сжимать так сильно, как ему было нужно.
— Но ты выжил, и стал сильнейшим, — прошептала я, держась за его лицо.
Он поцеловал мою ладонь.
— Шеймус любит, чтобы все делалось по-его. Он хотел, чтобы компания перешла к Нилу, а мой отец отказался. Мой отец довольно хорошо научился отказывать моему дедушке. Он никогда не должен был жениться на моей матери. В конце концов, она не была чистокровной. Быть наполовину ирландцем так же хорошо, как быть итальянцем. — Он искоса посмотрел на меня, оставив меня разрываться между желанием поцеловать его и разбить его лицо.
— Твоя чистокровная итальянка может побить любого ирландца…
— Да, я знаю, любимая. Ты такая чертовка, — он ухмыльнулся, сжимая мою задницу.
— Разве у Эвелин Нил не родился, когда она была молодой? В то время ей было, должно быть, шестнадцать или семнадцать.
— Она рано стала матерью. Мой дедушка клянется, что Седрик нарочно сделал ей ребенка. Он знал, что Шеймус не одобрил бы, если бы его единственный живой сын женился на ком-то, кого он не выбрал. Однако после того, как Эвелин забеременела, он ничего не мог поделать, — объяснил он. — Мы, знаешь ли, верующие католики, — сказал он со своим акцентом.
— Tá tú ar leathcheann3, — сказала я, слезая с него.
— Ты любишь меня или ненавидишь, решайся, черт возьми, жена. Я готов даже на избиение плёткой.
— Плётка?
