была довольно симпатичная; дом же и улица, на удивление, напоминали Париж, а буквально в двух шагах, по чистой случайности, находился секс-шоп, яркая неоновая реклама которого в ночи привлекала жаждущих развлечься.
В целях экономии (что, конечно, по большому счету, погоды не делало) Вадим постоянно покупал нам детские билеты за три кроны, и каждый раз при выходе из метро, где часто стояли контролеры, мы щекотали себе нервы, готовые притвориться полными идиотами или малолетними.
На Карловом мосту нам все время встречался какой-то дурачок, который постоянно смотрел на себя в зеркало, корчил немыслимые рожи и в экстазе рисовал автопортрет. И каждый раз я просто умирала со смеху.
Ужинали мы чаще дома, а вместо обеда устраивали пикники в парках. Мне особенно запомнился один сказочный лес с вековыми деревьями, прудами и фонтанами, где жили удивительные павлины, радостное покрикивание которых было слышно повсюду.
От начала и до конца поездки Вадим окружил меня трогательной заботой: он был одновременно моим гидом, поваром и домохозяйкой! Старался показать все самое-самое, исполнял любые желания и капризы, везде и всюду водил меня за ручку, будто маленькую девочку, а в мой день рождения устроил настоящий праздничный ужин при свечах. В тот же вечер мы смотрели на Карловом мосту потрясающий салют, который по неясной нам причине совпал с моим днем варенья.
К сожалению, не обошлось без конфликтов и ссор: в одной поездке за город мы до хрипоты спорили на тему предстоящих выборов, будущего России и веры в Бога; иногда ни с того ни с сего начинали выяснять взаимоотношения, и голова шла кругом от взаимных обвинений и беспощадных оскорблений. Но после ненастья снова светило солнышко, и когда мы в последний день гуляли по старому городу, Вадим, проигнорировав мой вопрос, совсем не в тему ответил: «Ну, что сказать тебе, чудо мое… Я тебя люблю».
7 июля, 1997
Мы с Вадимом ходили на день рождения к моему близкому другу Халиму, который отмечал свое тридцатилетие в ресторане «Архангельское». Были его друзья, коллеги по работе, родственники, сестра с мужем, а также Бернштейн. Сначала день варенья показался мне немного скучным и даже официальным, но потом народ расслабился, и к концу вечера уже танцевали «Цыганочку».
Вадим написал Халиму забавное стихотворение, как обычно, неоднозначное…
Халим! Ты влип… на 30 лет.
Пришли к тебе друзья чуть свет,
И каждый празднично одет,
И руку жмет, даря букет,
Вручая, как входной билет,
дающий право на обед.
А те, кого меж нами нет,
Конечно, шлют тебе привет!
И даже, может быть…
Нет-нет… Я здесь имел в виду – сонет…
Здесь же, в Архангельском, прямо за столом, можно сказать, под осетрину, Вадим поведал мне, что на днях познакомился с какой-то длинноногой медсестрой и на досуге переспал с ней. Когда я спросила: «Ну, и как медсестра?», – он без промедления ответил: «Да никак… Как я и думал, вся в своих фантазиях».
Интересно было повстречаться спустя столько времени с Бернштейном. Он весь вечер смотрел на меня и косился на Вадима. Потом мы вместе пили кофе и болтали за жизнь, и он мимоходом заметил: «Ты еще замуж не вышла? Все с этим чудаком Вадимом?»
* * *
От счастья онемев, бездной души твоей живу,
Восторг дыханья затаив, люблю в беспамятстве.
Явь ты или сон земной,
Ангелов небесных странник или рока гений злой,
Я судьбу молю лишь об одном – быть с тобой.
И как ни пытаюсь я в который раз препарировать под микроскопом душу этого человека, ничего не получается. Если разложить по кирпичикам, то все предельно ясно. Если же сложить снова все вместе – загадка, а не человек. Чем больше общаюсь с ним, тем больше он пленяет и покоряет меня. Я даже перестала сравнивать – нет таких, и точка.
И совсем не важно, что все его богатство – голос и гитара, а я живу с ним как на вулкане, вздрагивая от каждого телефонного звонка. Пусть он уходит в дождливую ночь, в никуда, и неделями где-то пропадает – я счастлива, потому что когда я слышу его голос и тону в глубине его глаз, готова простить ему все, только чтобы быть с ним рядом.
Он заманил меня чарующими песнями в бездну чувств, как завлекали путников в морскую пучину сирены. Упоенная счастьем, я не в силах распутать невидимые сети и желаю быть вечной узницей любви, пусть даже этот сладкий плен сулит мне гибель.
* * *
Об Англии я грезила с детства, вернее, со школы, как только начала изучать английский. Я очень долго мечтала побывать на этом чудо-острове, чтобы своими глазами увидеть Виндзорский замок, полюбоваться ритуалом смены гвардейского караула у Букингемского дворца или просто выпить пинту «Гиннесса» в настоящем английском пабе. Когда я в первый раз приехала в Англию, то чувствовала себя там как дома, и все вокруг казалось мне таким знакомым и близким, что я невольно подумала, не жила ли я в этой стране в прошлой жизни.
Имя Лондона звучит торжественно и чинно, как бой часов Биг-Бена. Хотя смог уже давно не окутывает его и знаменитые туманы тоже уходят в прошлое, в нашем восприятии облик этого удивительного города до сих пор размыт Диккенсом, Моэмом, Оскаром Уайльдом и Конан Дойлем.
Лондон создает ощущение непреходящей сказочности. Этот волшебный мир игрушечных особнячков, узких улочек, черных лакированных кэбов, красных будок, двухэтажных автобусов и прелестных лужаек завораживает. Но Лондон – многолик. Готический старый город, полный легенд и загадок, где традиции не меняются веками, гармонично уживается с современным мегаполисом, в котором нашлось место каждой расе, религии, языку и наречию.
Сами англичане впечатлили меня своей вежливостью. Социолог Кейт Фокс говорит, что «англичанин извинится перед вами, даже оказавшись по вашей вине в луже, если будет очевидно, что вы его толкнули туда неумышленно». Англичанам действительно присуще извиняться по любому незначительному поводу. Слова «извините», «прошу прощения», «пожалуйста» и «спасибо» произносятся жителями этой страны бессчетное количество раз в день.
Еще одна особенность этой нации – слегка пренебрежительное, хотя и тщательно скрываемое под видом невозмутимости, отношение к остальному миру и следование своим собственным традициям, сохранившимся по сей день, таким как монархия и уважение к королевской семье, трепетная любовь к животным, пристрастие к чаепитию, игра в крикет, страстное увлечение садоводством и воскресные семейные обеды. Для англичанина его остров – континент, и этим все