Корбетт кивнул.
— Прекрасно! — воскликнул Томас и хлопнул в ладоши. — В таком случае давайте перекусим!
На другое утро, довольно поздно, Корбетт и Томас выехали из Эрлстона и направились на юго-запад к большому Эттрикскому лесу. Ранульф и брат послушник остались в замке: Томас объяснил, что пикты — народ потаенный, недолюбливающий те народы, которые прогнали их с их земли, и потому плохо относящийся к чужакам. По дороге Томас рассказывал Корбетту о пиктах, о том, как они некогда правили Шотландией, даже совершали набеги через великую римскую стену на юг, грабили и разоряли римские колонии.
— Это народ древнейший, — говорил Томас. — Они вышли из тьмы и поклонялись ей, называя землю своей Матерью-Богиней. Они строили большие крепости на высоких местах, каменными кругами огораживали дворы и бревенчатые дома.
Корбетт и Томас ехали по открытой луговине, и поэт указал на три холма, темные, резко выделяющиеся на фоне по-летнему синего неба.
— Элдонские холмы, — указал он. — На них стояла крепость пиктов. Там я впервые встретил их, небольшую ватагу охотников. Я помог одному из них, раненому, и они взяли меня с собой в большой Эттрикский лес. — Томас улыбнулся. — А суеверные люди уверены, что я познакомился с эльфами и жил с ними девять лет. Очень немногие, — заключил он, — видели пиктов воочию, а цвет их кожи, рост и умение передвигаться легко и бесшумно привели к тому, что люди стали называть их феями, гоблинами или эльфами.
Корбетт слушал, очарованный легендами о сокрытом народе. Он уже слышал подобные рассказы от жителей Уэльса и теперь поведал о них Томасу. Потом разговор перешел на легенды о короле Артуре, и Томас заговорил об эпической поэме «Сэр Тристрам», написанной им, и попросил Корбетта рассказать все, что он знает об уэльсцах.
XI
Заночевали они в цистерианском монастыре Мелроуза и на другое утро продолжили свое странствие. Местность становилась все более безлюдной, усадьбы и деревни встречались все реже по мере того, как они приближались к встававшей на горизонте зеленой стене деревьев, которая, как понял Корбетт, и была большим Эттрикским лесом. Они добрались до опушки, и Корбетт почувствовал, что въезжает в другой мир. Поначалу в лесу было прохладно и красиво, солнечные лучи сквозили среди деревьев и сверкали на утеснике и вереске, точно проникли сквозь разноцветное стекло соборных окон. Потом стало сумрачнее, деревья сомкнулись, обступили их со всех сторон, а Томас направлял лошадей по какой-то тайной тропинке, ведомой лишь ему. Щебет птиц, такой звонкий на краю леса, теперь стих. Мелкие зверушки с шуршанием бегали в подлеске, потрескивание и таинственный шелест казались все более зловещими в холодном зеленом молчании леса. Вдруг из подлеска выскочил клыкастый кабан с красными глазами, Корбетт от испуга привскочил в седле, но кабан преспокойно скрылся среди деревьев. Они же молча поехали дальше; даже Томас примолк; тишина стала давящей, и только насмешливый крик какой-то птицы снова и снова нарушал ее.
Корбетт подъехал поближе к Томасу.
— Туда ли мы едем? — тревожно прошептал он.
Томас кивнул.
— Подождите, — прошептал он. — Сами увидите.
Они проехали еще немного, и Томас указал на темно-пунцовый бук. Корбетт вгляделся и заметил на дереве веху — веточку в форме V и дугу.
— Мы едем правильно, — сказал Томас, — и скоро там будем.
Он двинулся дальше, Корбетт — за ним, примечая по пути такие же знаки на других деревьях. Вдруг в тишине отчетливо и чисто послышалась тихая птичья трель. Томас остановил лошадь и жестом велел Корбетту сделать то же.
— Не двигайтесь, — прошептал он.
Свист раздался вновь, громче, почти угрожающий, и Томас, сложив губы, ответил на зов, подняв руки, точно священник, дающий благословение. Свист повторился, ясный и простой, и все смолкло. Корбетт вглядывался в зеленый мрак, пытаясь заметить какое-нибудь движение, и чуть не закричал от ужаса, когда чья-то рука коснулась его ноги. Они глянул вниз и увидел человека — маленького, смуглого, с черными волосами, ниспадающими на плечи. Человек внимательно его разглядывал. Корбетт испуганно огляделся и увидел других. Маленькие, смуглые люди, ростом ему по грудь, в кожаных куртках и штанах. На некоторых были плащи, застегнутые у шеи огромными узорчатыми пряжками. Все были вооружены копьями, короткими луками и опасными маленькими кинжалами, заткнутыми за пояс. Они бесстрастно смотрели на Корбетта, а их предводитель разговаривал с Томасом на языке, которого Корбетт не знал, а звучал он как птичья трель — пронзительный, щелкающий и быстрый. По завершении переговоров предводитель поклонился Корбетту, который вдруг обнаружил, что окружавшие его люди исчезли, как будто растворились. Предводитель взял под уздцы лошадь Томаса, другой человек — лошадь Корбетта, и их повели в глубину леса.
Корбетт думал, что деревня пиктов будет расположена скрытно, потайно, но вдруг деревья поредели, солнце пробилось сквозь кроны, потом свет пролился потоком, и они вышли из-под древесного полога и оказались на просторной поляне. В дальнем ее конце торчала большая скала, под ней спокойно струилась небольшая речка или ручей, бегущий в извилистом русле. По поляне были разбросаны низкие рубленые дома с тростниковыми крышами и маленькими крылечками — деревенская картина, точно такая же, каких немало повидал Корбетт, если не обращать внимания на маленьких смуглых людей с их косыми взглядами и спокойной повадкой.
— Ну же, Корбетт! — позвал его Томас. — Мы среди друзей.
— Язык у них странный, — сказал Корбетт. — И они держатся так замкнуто!
Томас огляделся и кивнул.
— Когда-то это был гордый народ, он правил большей частью Шотландии, но кельты, англы, саксы и норманны вытеснили их с их земель в темные пустыни лесов. Они почти не отваживаются выходить из лесу и с трудом терпят чужаков.
— А если бы я встретил их, будучи один? — спросил Корбетт.
Томас скривился:
— В лесу? Они прошли бы совсем рядом с вами, и вы их не заметили бы. Но если бы вы причинили им вред или обидели их, — Томас повернулся и указал на рельеф, высеченный на скале, — женщину с большими щедрыми бедрами и огромными круглыми грудями, — они посадили бы вас в плетеную корзину и сожгли бы заживо, принеся в жертву Матери-Богине. — Увидев, что Корбетт помрачнел, он добавил: — А ну-ка, Корбетт, расскажите, как это делается у вас в Смитфильде?
Корбетт взглянул на него и отвел глаза. Повисла тишина, и тут предводитель пиктов взял Томаса за руку, как отец малого ребенка, и повел в самый большой дом, жестом позвав Корбетта следовать за ними.
Внутри было темно и прохладно, слабо пахло скошенной травой и вереском. В середине, в круге из камней горел огонь, дым поднимался к отверстию в крыше над грубо отесанными бревнами-балками. Корбетт вгляделся повнимательней и содрогнулся, увидев человеческие черепа на скрещении балок. Перед огнем сидел закутанный в одеяния старик: когда Корбетт и Томас присели на корточки по другую сторону камней, он поднял на них взгляд, всмотрелся слезящимися глазами, и губы его раздвинулись в беззубой слюнявой улыбке. Лицо у него было такое темное и морщинистое, что он напомнил Корбетту обезьяну, которую он однажды видел в королевском зверинце в лондонском Тауэре. Им подали ячменное пиво и тощие овсяные лепешки. Пока они молча ели, Корбетт ловил на себе взгляды не только старика, но еще и предводителя, встретившего их в лесу. После еды огонь загасили и поперек камней уложили сучья. На них поставили огромную плоскую чашу, выкованную из меди и украшенную по краю рельефами клюющих птиц, собачьих голов и всевозможных зверей, — все как живые, изображенные тщательно и необычайно подробно. Чашу наполнили водой, и старик, что-то напевая про себя, всыпал в нее порошки из маленьких кожаных мешочков. Предводитель же поднес Корбетту кружку и знаками предложил ему выпить желтоватое козье молоко с примесью чего-то острого, что обожгло ему рот и гортань.
