Хишам упал, и что о нем говорил врач. Двоеуст из последних сил доигрывал свою роль; однако, нахмурив брови и натянув на лицо сочувствующую мину, вынужден был продолжать разговор.
– Слава Богу! Слава Богу, он здоров! Все будет хорошо, господин доктор! Всевышний испытывает богобоязненных.
Он немного помолчал.
– Говорите, он легко поранился?
– Именно.
– Нет ли, не дай Бог, опасности заражения крови?
– Нет. Ребенок в полном порядке. Он уже в сознании и спрашивает о своей матери.
– О матери? Конечно же, он расспрашивал Вас жестами?
– Отнюдь. Собственным языком задал вопрос.
– Сам? – прокричал Двоеуст, словно ужаленный.
– Да, сам.
– Странно, странно!.. Все может Господь… Говорите, он расспрашивал о матери?
– Да. Это было первое, о чем он спросил.
– Эх, ʼУмм Хишам, ʼУмм Хишам… Прости ее, Господи!
– Что Вы имеете в виду?
– Имею в виду… да то, что ее поездка немного затянулась.
Он увидел, что я не желаю больше разговаривать, поглубже насадил феску на свою голову и попросил разрешения уйти. Изобразив на этот раз радость по случаю выздоровления Хишама, уже в дверях он пролепетал:
– Здоровье – это ценный трофей. Слава Богу!
Сосед ушел, хлопнув дверью и оставив меня наедине с расползающимися по швам мыслями. Он как будто бы взял меня за горло и бросил в какую-то бездонную, темную, ледяную прорубь… Мир, в который завлек меня этот подлец, совершенно не похож на тот, в котором я жил всего несколько минут назад, когда безумно радовался Хишамову «папа», и в моем сердце кипела такая хрупкая нежность… Зачем, зачем пришел сюда этот человек, все испортил, все отравил? Чем моя любовь, моя радость его задела? Почему он наслаждается моим смятением и горем? Я-то никогда не обижал его – ни словом, ни делом, ни даже мыслью или желанием! Ему, как и всем другим, я желаю только добра.
Врач был прав, когда говорил о неожиданностях, он мог бы присовокупить к своей мысли и рассуждения о противоречиях. Человек считает случайности противоречивыми постольку, поскольку не может постигнуть их тайны, но на деле же выходит, что все они, хоть и не похожи на плоды порядка, являются частью искусно отлаженной системы. Да и как в мире, целиком и полностью живущем согласно величественному порядку, может существовать нечто, чуждое этому самому порядку? Допустить последнее мы не можем, ибо наблюдаем мир, существующий в своей неизменности и цельности миллионы миллионов лет, и он проживет еще столько же – а может, и больше, – храня в себе копи неожиданностей и противоречий. Не значит ли это, что жизнь управляет неожиданностями, систематически их упорядочивает?
Так вот неожиданно сами для себя мы с Руʼйа ал-Кавкабиййа заключили брак – маленькую частичку вселенской закономерности. Руʼйа забеременела, и ни я, ни она не знали час зачатия, пол плода; оставалось лишь гадать, будет он Аполлоном или Венерой… Это было для нас неожиданностью, но не являлось таковой для вселенского порядка, что ведет весь мир, в том числе и нас.
Я спрашиваю себя: «Где же этот порядок?» и не могу не ответить: «Он везде». Он во мне, равно как и в каждой частице, подпирающей собою мироздание, если бы не его вездесущность, ничто не устояло бы перед небытием. Вещи не спрашивают о порядке, не ищут его местопребывания, а я спрашиваю. Зачем? Чтобы знать. Зачем мне знать? Чтобы восполнить свою жизнь этим знанием. Порядок вынуждает меня искать порядок. Если бы не подаренная мне системой уверенность в ее существовании и способность мыслить о ней, я и не подумал бы начать поиски.
Итак, все неожиданности и противоречия суть путеводитель к порядку. Я взял в жены Руʼйа, потому что жаждал опыта, который могла мне дать только она; она взяла меня в мужья, только потому что искала опыта, который мог дать ей я один. Оба мы нуждались в богатейшем опыте, подаренном нам Хишамом, а Хишам, в свою очередь, стал нашим сыном, чтобы получить то, чего вовек ему не смогли бы дать другие родители.
Насколько же удивительная, замкнутая цепь! Ее звенья не исчерпываются людьми и вещами, с которыми мы вынуждены связывать себя, но простираются ко всему видимому и невидимому, что есть и будет. Все, что пребывает на Небесах и на Земле, связано со всем, что существует на Небесах и на Земле. Вот где чудо!..
Все эти мысли промчались в моей голове, словно рой силуэтов в каком-то быстром сне, но я был рад им, ведь они устранили те четыре стены, скрывавшие от меня неисчислимое количество линий горизонтов и меридианов… Тут я почему-то вспомнил о Хишаме и стремглав бросился к его спальне, но на пороге нее застыл, как вкопанный. Моему взору предстало то, чему, уже в который раз за один только этот час, наотрез отказывались верить мои глаза: Хишам и ʼУмм Зайдан медленно шли по комнате, повернувшись спиной к дверному проему. Левая рука Хишама лежала на правом плече ʼУмм Зайдан, а сама ʼУмм Зайдан тихо приговаривала, словно шепча молитву:
– Тише, душа моя, тише… Осторожнее…
Я упал на колени. Из моих глаз невольно брызнули слезы:
«Боже! Ты наградил меня радостью бытия! Я только начал Тебя понимать! Боже, не делай этот день последним моим днем! Пусть он длится бесконечно, словно время, словно Твоя любовь!»
Час восьмой
«С каждым годом наука все настойчивей донимает своим вниманием мельчайшие частицы материи, почти с той же настойчивостью, с какой исследует грандиознейшие феномены космоса. Даже в древних книгах мы читаем про атом, то есть про мельчайшую, неделимую часть субстанции. На сегодняшний день наука насчитала сто три разновидности атомов; при этом ученые отмечают, что предстоящие исследования, с высокой долей вероятности, откроют сотни новых атомарных форм. Действительно, картина организации материи достаточно сложна и запутана…»
«… Поделив атом, мы потянули за бесконечную веревку. Мы обнаружили в атоме электроны и протоны и подумали, будто из них вполне возможно построить целый мир, но наука открывает другие элементарные частицы, число которых на сегодняшний день достигает тридцати. Странно то, что большая часть этих новооткрытых крох живут лишь долю секунды, чтобы превратиться в свою противоположность либо слиться с ней. Частицы-антагонисты при этом настолько похожи, что кажутся человеку зеркальным отражением друг друга. Они рождаются вместе и вместе умирают, разрываясь на еще более легкие частицы, которые разлетаются в разные стороны с огромной скоростью. Иные же частицы ведут себя настолько странно, что физики отмечают: порядок их действования пока что неизвестен. Так картина микромира, которую мы начали было
