не нужно домой к мужу и детям?
– Что вы здесь делаете? Я думал, вы забыли закрыть дом или сюда пробрались грабители.
– Я… – тянет она тоненьким испуганным голоском.
Мне становится ее жаль. Она такая покинутая, встревоженная, словно очень сильно о чем-то волнуется. Я понимаю, что точно что-то произошло. Неспроста это все. Лойс крутится рядом и будто ждет моего решения, защищая Машу, если я вдруг решу выгнать ее отсюда.
Вдруг слышу детский голосок сверху, и меня пробивает дрожь.
– Мамочка? Мне страшно, ты где?
Скажите, что я не один это слышу! Может, самолет попал в аварию и я сейчас просто брежу?
Но испуганный взгляд Маши говорит об обратном. Я жив и вполне в адеквате, просто Мария здесь со своими детьми. Знаю, что она ни за что не стала бы сюда их вести, значит, у нее действительно что-то случилось. Перед глазами встают картины, как муж-тиран выгоняет их из дома и им некуда идти, но я решаю не додумывать, а спросить прямо:
– Это ребенок? Мария, здесь ваши дети?
Она спускается на пару ступенек ниже и заглядывает в мои глаза.
– Да, извините нас ради бога! Егор Кириллович, я не специально! Не выгоняйте нас сейчас! Дети заболели, и я…
– Мамочка… – звучит снова.
Я прерываю монолог Маши и мягко дотрагиваюсь до ее плеча:
– Идите уложите детей, а потом спускайтесь, поговорим.
Она кивает и уносится наверх, а я остаюсь еще на несколько минут на месте, но потом все же поднимаюсь к ним. Нет, я не хочу мешать или смущать их, мне хочется просто удостовериться, что все нормально.
Подхожу ближе и слышу тихие голоса в детской. Надо же, она уложила малышей в той самой комнате, которую я готовил для своих детей. Мне казалось, что стены ее никогда не услышат детского смеха, но как оно все повернулось. Удивительно.
Различаю два голоса: девочки и мальчика. Они что-то тихо рассказывают Маше, а та заверяет их, что все хорошо. Хочу уйти и уже даже разворачиваюсь, но застываю, услышав ту самую песню, которую пела Мария сегодня утром. Тонкий, нежный голос окутывает мое сознание. Хочется провалиться в него, как в мечту. Прекрасная женщина в детской поет песню своим малышам. И можно представить всего на секунду, что это моя женщина и мои дети.
Лойс понимающе тыкается мордой в ладонь и жалобно поскуливает.
– Пойдем, не будем им мешать.
Пес спускается со мной на кухню, и я с удовлетворением и радостью обнаруживаю в холодильнике гору еды. Надо же, даже не думал, что настолько проголодался. Странно это. Сколько раз возвращался домой, когда жил с Линдой, и максимум, что было из еды, – это кусок сыра и колбаса. Сейчас же можно устроить целый пир.
Разогреваю себе первое и второе и тянусь за добавкой, когда на кухню выходит смущенная Маша. Она застает меня с ложкой во рту, и я неловко хмыкаю, вынимая ее.
– Извините за мой вид, так вкусно.
– О, вам не за что извиняться. Это я должна просить прощения.
– Прекращайте. Уложили малышей?
При упоминании детей глаза Марии наполняются нежностью и тревогой.
– Да, но температура снова начинает расти.
– Это нехорошо… – тяну я задумчиво.
– Да, еще раз простите. Я завтра заберу их домой. Правда, мне придется взять больничный…
– Никакого больничного я вам не дам! – резко отвечаю, а девушка аж подпрыгивает.
– Но как?..
– Вы остаетесь у меня, и точка. Даже слышать не хочу ни о каком отъезде. Куда вы их по машинам будете таскать с температурой? А если им станет хуже? Нет.
– Но мы будем вам мешать, это же дети, а вы не любите…
– Кто вам такое сказал? – рявкаю снова. Не могу сдержаться. Сам волнуюсь за этих совершенно незнакомых мне малышей.
– Ну, у вас нет детей. Я сделала вывод, что вы не хотите, чтобы вас кто-то или что-то отвлекало от работы. Я понимаю, вы занятой человек…
– Ничего вы не понимаете! – стиснув зубы, рычу я.
– Я вас обидела… – шепчет Маша, и на глазах ее появляются слезы.
Черт, что я за урод? У нее и так душа не на месте от волнения за детей, а тут еще я со своими проблемами прошлого.
Я резко подрываюсь и подхожу к ней. Поднимаю руку, чтобы утешить, но девушка резко уклоняется и зажмуривается, словно я хочу ее ударить.
– Я только хотел…
Маша открывает глаза, и понимание проскальзывает в ее взгляде, да и в моем, видимо, тоже. Но мы молчим.
Наконец я аккуратно, слишком медленно беру ее за руку и заглядываю в большие глаза.
– Маша, где ваш муж?
– Мы развелись три года назад.
– Он вас бил? – спрашиваю я не своим голосом. Я знаю ответ. Никто не будет уклоняться от резких движений, не ожидая удара.
Девушка долго молчит, покусывая губу, она смотрит прямо на меня, не решаясь ответить. Но слезы, ручьями стекающие по ее щекам, отвечают за нее.
– Идите ко мне…
Я хватаю ее в объятия и прижимаю к себе. Глажу по волосам и шепчу все, что приходит на ум. Какая она милая, хорошая, замечательная… Девушка плачет так, будто держала в себе все слишком долго. Слишком долго она была сильной. Моя рубашка насквозь пропитывается влагой, но мне наплевать. Все, что я хочу, – это хоть как-то помочь Маше.
Наконец она успокаивается и замирает. Не думая о том, как это выглядит, я подхватываю ее на руки и несу в детскую. Уложив ее рядом с детьми, укрываю и тихонько покидаю комнату.
Я не брошу их.
Глава 13
Мария
Я слышу грозный вопрос Егора, и колени подгибаются от страха. Что, если он сейчас нас выгонит? Перед глазами стоит уже не Егор, а Артур. Я вижу разъярённый взгляд, как трясутся его руки, и не сразу понимаю, что это не мой бывший муж. Это Егор, он же не такой. Но кто знает наверняка? Может, он терпеть не может детей точно так же, как Артур?
– Да, извините нас ради бога! Егор Кириллович, я не специально! Не выгоняйте нас сейчас! Дети заболели, и я…
– Мамочка… – звучит снова сверху. Мне хочется схватить Алису и прижать к себе, успокоить, но я не могу двинуться, умоляя Егора оставить нас здесь на эту ночь. Но мужчина прерывает мой монолог:
– Идите уложите детей, а потом спускайтесь, поговорим.
Удивленно замираю и вскидываю на него взгляд. Он не сердится?
Я киваю, боясь спугнуть решение мужчины не выгонять нас, и несусь к Алисе. Беру малышку на руки и заношу в комнату. Мирон тоже не спит. Он сидит на диване и с удивлением смотрит в окно.
– Мамочка, тут
