близок к победе.
Возвращался домой Илья молчаливым и притихшим. Желания принять участие в обсуждении постановки так и не появилось. Сонечка была в восторге от спектакля и делилась своими впечатлениями. Макар улыбался и слушал ее, придерживая за талию, чтобы она не упала, когда поезд остановится на очередной станции. Он понял, что идея развеять и развеселить Громова, сводив на трагедию, где один из героев сходит с ума, а потом тонет, была одной из самых тупых за последнее время. Хуже было бы, только если Офелию играла бы Ника, правда в ее слезы никто из зала не поверил бы. Пора было переходить к плану «Б»: бессонной ночи с аниме и пиццей. А потом они втроем дружно забьют на учебу и не придут на пары.
Илья смотрел в экран телевизора, но не понимал, что происходит в кадре. Он механически жевал свою гавайскую, но не чувствовал вкуса. Оставался последний человек, который был в тот день в «Дикой Розе». Человек, чьего общества он избегал. Человек, встречу с которым он откладывал до последнего. Главный босс этого уровня жизни Громова. Его Эндер-дракон, который на самом деле и в «Майнкрафте», и в реальности был частью прекрасного пола. Николь. Невозможно вечно бегать от неизбежного. Давно пора было поговорить с ней.
Ника всегда находила Громова сама. Вот и в этот вторник перед лекцией, стоявшей последней парой (посещение первых трех пар было выше ее достоинства), Николь подошла с самодовольным видом к нему, сообщить, что у Ильи стало на три пропуска больше, а Макара и Сонечку она решила прикрыть. Одного по старой, вторую по новой дружбе.
– Мы можем отойти ненадолго, поговорить без лишних глаз и ушей?
– У кого совесть чиста, тому скрывать нечего. Говори тут. К тому же после того, что ты сделал с Макаром, Сашей и Денисом, я боюсь оставаться с тобой с глазу на глаз.
– Ника, пожалуйста…
Что-то в его голосе напомнило Николь, что у нее когда-то в груди было сердце, трепетавшее от каждого взгляда и прикосновения парня перед ней. Она послушно отошла на пару метров от их группы, подав знак Денису и Саше, что все в порядке и они могут не переживать. Она сделала усилие, чтобы залатать брешь в корке, покрывшей ее сердце. Ника догадывалась, о ком хочет поговорить Илья. Она ждала этого момента все эти месяцы, пока Илья медленно сходил с ума. Стоило выглядеть умопомрачительно холодно и непрошибаемо. Она расправила складочку на своей узкой юбке цвета темного изумруда, оперлась о стену и как ни в чем не бывало спросила:
– Так о чем ты хочешь поговорить?
– Не дури. Я давно тебя знаю. Ты ни одной сплетни не упустишь. Вера. Ты знаешь, кто это?
– А, – протянула Николь, – ты про свою призрачную леди. Прости, – на самом деле, ей было ничуть не жаль, – я ее не видела, – главное ее достоинство заключалось в том, что она могла вовремя притвориться глупенькой, надуть подколотые филлерами губки, похлопать нарощенными ресничками, и любой ей верил и шел у нее на поводу. Любой, но не Громов.
– Врешь. – Илья на эмоциях ударил кулаком в стену чуть повыше головы Ники.
– Не надо меня запугивать, – сердце сжалось, она сделала судорожный вдох, прежде чем продолжить. – Я сейчас позову Дениса и Сашу. Ты же любишь нечестные стычки. Будет двое на одного. Тебе лечиться надо, ты опасен для окружающих, Илюш.
– Ты точно видела ее. Ты подошла ко мне сразу, как только она ушла. Ты наблюдала за нами. – Илья убрал обе руки в карманы.
– Делать мне нечего, следить за тобой. Бедный мальчик с поехавшей кукухой. Знала бы я, какой ты ранимый на самом деле, тщательнее скрывала бы наши отношения с Денисом. Надо было брать пример с тебя. Сколько ты водил свою подружку за нос? Кстати, хочешь поделюсь контактами знакомых психиатра и нарколога?
Илья молча развернулся и направился прочь, в сторону выхода из института.
– Илья! Ну ты чего? Я же по-дружески! Я помочь хочу! – крикнула ему вслед Ника. Поняла, что эти слова не подействовали на Громова, добавила: – Я ж отмечу тебя, замучаешься реферат писать.
Илья обернулся.
– Делай что хочешь. Ни в чем себе не отказывай. Побединская, ты снова победила. Надеюсь, ты рада.
Это был первый раз в этом семестре, когда у Ники рука не поднялась вывести «нб» напротив фамилии бывшего в журнале учета посещаемости лекций. Интуиция шептала, что вот-вот случится что-то непоправимое. Но Николь смогла быстро заткнуть внутренний голос.
Как убийцу тянет на место преступления, так и Илью тянуло в «Дикую Розу». На метро было бы быстрее, но он чувствовал, что надо поехать на машине. Картинка девушки в сером пуховике и бирюзовом платье рядом с его машиной снова и снова всплывала в его голове. Последний шанс что-то узнать. Если и сейчас ничего не получится, то он с достоинством примет свое поражение и продолжит жить, как будто Веры и правда никогда и не существовало.
Громов был не в настроении придирчиво выбирать, что ему пить. Все расспрошенные сотрудники клуба в один голос твердили, что никакая Вера здесь не работает. Финиш. Проигрыш. Провал. Главное – взять чего-то покрепче и побольше. И пусть, что он за рулем. Если на одного сумасшедшего в Москве станет меньше, никто и не заметит. Мир от этого станет только чище и лучше.
Когда он вышел из клуба, уже стемнело. Над головой простиралось такое же безразличное темное высокое небо, как и в день, когда она стояла возле его машины. Беззвездному небу было все равно, когда Илья встретил Веру, и ему было так же все равно, когда он понял, что ее потерял. Несмотря на количество выпитого, он достаточно крепко держался на своих двоих. Громов сел в машину и забыл пристегнуться. Умная машина раздражающим писком тут же напомнила ему об этом. Но Илья будто ничего не замечал. Открыл окно. Закурил. Одной рукой вырулил на главную дорогу. Вдавил педаль газа в пол. Писк из-за непристегнутого ремня кричал о том, что еще можно передумать и все исправить, пока не стало поздно.
Звук глухого удара, звон осколков и скрежет покореженного металла раздались над спящей улицей. Где-то рядом промчался красный «Мерседес».
Глава 10
Закон бумеранга
Терпение, херувим светлейший рая, Стань ада грозной фурией теперь!
Шекспир. Отелло
Денис думал, что каждые вторник и четверг его девушка ходит на большой теннис. Отчасти это было правдой. Но помимо тенниса Ника регулярно ходила еще и налево. Отсидев лекцию, Котов лично отвез свою девушку на закрытые корты. Она быстро чмокнула его на прощание и вышла, закинув черную теннисную сумку на плечо.
«Какие же они все дураки, – ухмылялась Ника, переодеваясь в теннисную юбку и футболку-поло. – Прямо как мыши, которым суждено стать кормом змеи». Баскетболисты уже успели ей наскучить, поэтому она перешла на теннисистов. В ее планах было покорить схожим образом все виды спорта.
Ника вышла на корт, где ее уже ждал личный тренер. Теннисом Николь занималась лет с пяти, с большими перерывами, но все же очень долгое время. Словом, достаточно, чтобы понять, что как любовник в постели (а в их случае – в душе элитного спортивного клуба) Дмитрий гораздо лучше, чем как противник на корте. Она, конечно, допускала, что он просто теряется в ожидании окончания тренировки или просто поддается. Но ей так часто мужчины поддавались по жизни, что в игре она хотела более жесткого соперника и потому всерьез задумывалась, чтобы сменить тренера.
Быстро размявшись, они приступили к игре. Право первой подачи досталось, конечно же, Нике. Один мяч она положила под ткань шорт под юбкой, чтобы не терять время на поход за новым. Второй подкинула. Сделала замах. Раздался звонкий чпок от удара ракеткой. Она так и не смогла понять, зачем кричат теннисистки во время ударов, но все же решила подражать им, чтобы каждый раз будоражить возбужденное сознание Дмитрия, предвкушающего встречу в душе. Мяч врезался в верхний край сетки. Дмитрий, ожидая, что это коварный план соперницы отбить мяч под сетку, подорвался с места. Но мог бы этого и не делать. Мяч приземлился на половине Ники. Она тихо выругалась. Последний раз она не могла перекинуть мяч через сетку, когда ей было лет шесть или семь.
– Пятнадцать-ноль, – озвучил счет Дмитрий.
Она
