— И фамилия его Бизяев?
— Да! — хором подтвердили все трое.
Игорь рассмеялся.
— Бизон-Бизон. А я всё думал, что за Бизон такой в Кривове появился. Да, не думал я, что Федька так далеко пойдет. Раньше он всё больше на подхвате был. А теперь, значит, за шишку в Кривове сошёл.
— Ты знаешь его? — удивился Пепел. — Откуда?
— В свои годы мы с ним вот как вы же ходили, правда, звали его тогда не Бизон, а просто Бизя. Потом я отсюда уехал, надолго. А этот, значит, в гору попёр. И за какие заслуги он сейчас королит?
— Бизон сидел лет десять, мента замочил. Потом вернулся, у Нечая в бригаде был. Когда Нечай крякнул, Бизон сразу резко поднялся. Сейчас первый номер в городе. Всех под себя подмял, лично грохнул Зяму и Фугаса.
Два его друга продолжили наперебой.
— У него целая кодла пацанов, такие все бивни, — раздвинув руки шире плеч, показал Жмуня. — Все торгаши им башляют.
— Все их зовут «быками».
— Ага, обязательно на башке либо бейсболка с рогами "Чикаго булс", или майка с такой же эмблемой. Их сразу по этим рогам узнаешь.
— Круто живут, все на таких крутых тачках, у самого Бизона «Ландкрузер».
На некоторое время Кижаев задумался. Прислонившись к стене он докурил до конца сигарету, лишь после этого спросил.
— А где, говорите, стоит этот «Фольксваген»?
— Да вот здесь, на углу Щорса и Жуковского.
— Сыч его даже на стоянку не ставит, всё равно никто не угонит, знают, чья это тачка.
— Тут идти две минуты, — пояснил Пепел.
— Ладно парни, спасибо, — сказал Кижаев поднимаясь на ноги. Он пожал руку Пеплу, затем подал ладонь его другу, а когда тот протянул свою неожиданно коротко и резко ударил парня левой рукой под дых. Жмуня захрипел и согнулся. По-прежнему пожимая его руку, Кежа показал ему свой небольшой кулак.
— Не обижайся, не со зла. Должок вернул, понял?
Тот согласно кивнул головой и заторопился вниз по лестнице вслед за своим корешком.
Но его новый юный друг Пупок уходить не спешил.
— У тебя ещё такой колбасы нет? — спросил он Кежу.
Игорь рассмеялся, распахнул дверь.
— Ну, заходи, колбасоед.
Пропустив гостя вперед, он развернул его за плечи лицом к кухне и, дав легкого пинка, направил на путь истинный.
— Можешь съесть всё, что найдешь в холодильнике, — крикнул Кежа вслед гостю.
Когда через пять минут одевшийся потеплее Кижаев зашел на кухню, Пупок поглощал бутерброд размером со школьный портфель. От тепла и пищи пацан раскраснелся и жмурился от удовольствия как мартовский кот. Глянув на курносую, конопатую физиономию пацана Игорь рассмеялся и спросил: — Тебе домой то не пора, парень? Родители, наверное, волнуются?
— Не-а! — замычал Пупок, и с трудом проглотив очередной кусок своего бутерброда, пояснил. — У меня еще пять братьев и две сестры. Я тут три дня дома не ночевал, так матуха этого даже не заметила.
— Убивать надо таких родителей, — пробормотал Игорь. — Вот, предки пошли, что твои, что Лолкины. Никакой ответственности. Ладно, пошли, на ходу доешь, — подогнал Кижаев пацана после того, как посмотрел на часы. — Покажешь мне эту самую тачку.
Уже в подъезде, на самом выходе, Игорь споткнулся обо что-то тяжёлое, отозвавшееся на удар сапога металлическим звоном. Кежа пошарил в темноте рукой, и нашёл небольшой, сантиметров тридцать, обрезок старой водопроводной трубы. С одной стороны его утяжелял косо срезанный автогеном набалдашник навеки сросшегося с помощью ржавчины фланца. Рассмотрев свою находку в свете уличного фонаря, Кежа понял, что именно этой штукой два кривовских «педираста», как обозвала их Лолка, и нахлобучили его в прошлый раз. Невольно почесав ещё вполне конкретную шишку, Игорь железяку не выбросил, а сунул в рукав куртки, благо обшлаги её были на резинке. После этого он спросил пацана: — А как тебя на самом деле зовут?
— Николай, — солидно назвался пацан и, сунув руки в карманы куртки чуть оттопырил локти вперед, подражая манере Кижаева ходить.
— Ну а меня зовут Игорь, можно Кежа.
Они пожали друг другу руки, и пошли дальше.
— И сколько тебе лет? — спросил Игорь своего невольного спутника.
— Двенадцать.
— Да ну? — удивился Кежа. — А я думал меньше.
— Да у нас порода такая, что батя малой, что матуха ростом не вышли. И братья у меня как чеснок — с каждым разом всё меньше.
— Заряд, значит, у твоего бати кончается. Ты ему, презервативы, что ли, купи, чтобы больше не рожал.
— Ага, ему надо. Жрать дома совсем нечего, а матуха снова беременна.
До нужного им места они действительно добирались не более пяти минут. Все это время Николай развлекался тем, что с периодичностью Биг-Бена взрывал небольшие петарды, оглашая ночной воздух диким грохотом.
— У тебя они когда-нибудь кончатся? — спросил Кежа, когда ему надоела вся эта пальба.
— Эти скоро. Но у меня в гаражах ещё припрятаны две коробки, — похвалился пацан, закидывая в сторону очередной заряд.
— Сколько же ты их накупил?
— А я не накупил, я их свистнул, большую такую коробку — целый ящик. Сейчас уже мало осталось.
На очередном перекрестке Пупок остановился и ткнул пальцем в приземистый «Фольсваген», стоящий у подъезда углового дома.
— Вот она, та самая тачка. А сам Сыч на третьем этаже живёт. У меня там, напротив него, Лёшка живёт, одноклассник.
— Окна его квартиры сюда выходят?
— Ага, вон они.
Оглядевшись по сторонам, Кижаев спросил: — Как думаешь, тачка на сигнализации?
— Ясен хрен! — даже удивился этому глупому вопросу пацан.
— И что же нам теперь делать? Впрочем, ты можешь идти домой.
— Чё я там ещё не видел? Давай я лучше тебе помогу.
— А что ты можешь делать?
— А всё, что угодно.
Игорь уже с интересом рассмотрел курносое, хитрое лицо пацана.
— А не боишься? За то, что я хочу сделать, можно не только по шее получить, голову открутить могут.
— Ну, — хмыкнул пацан, — это еще мы посмотрим кто кому.
— Ну что ж, Николай, — Игорь доверительно положил руку на плечо парнишки. — Значит, тогда сделаем так…
Валерий Сытин, по кличке Сыч, тридцатипятилетний рослый мужик с солидным животиком, как раз собирался ложиться спать. Почесывая грудь, он вошел в спальню, покосился на давно спящую жену и поморщился. Прошло пять лет после свадьбы, и Светка, родив ему двух пацанов, в полтора раза прибавила в весе, обзавелась вторым подбородком и воспринималась мужем как некий кухонный комбайн, не более. Валерия это бесило. Привыкший чувствовать себя неким сексуальным агрегатом он никак не мог удовлетворить собственную жену, за что ею был нещадно попрекаем. А ведь на стороне Валера отрывался с прежней лихостью.
