о том, что дни князя сочтены.
Теперь становится очевидным, что князь добился своего богатства и положения в обществе не своим трудом, а регулярным общением с Двумя.
Или же Алексей писал о чем-то другом?
К сожалению, этого ни он, ни кто-то другой никогда не узнают.
Разве что снова не призовут Двоих.
Итак, князь Бородянский собрал свое богатство призывом Двоих.
И все было хорошо, пока этим же не занялась его дочь.
Или она с самого начала участвовала в его делах? Иначе чем еще объяснить ее внезапную пропажу из дома? И тогда становится понятным, что уничтожило весь особняк князя, если она сама настояла на этом. Но тогда, что именно свело ее с ума?
Будь счастлив, Петрушка.
Спрятав записку Алексея назад в карман, Владимир пошел к байку.
Пора навестить Веру, в каком бы состоянии она не была.
Здание бедлама традиционно располагалось за городом, в парковой зоне.
Беспрепятственно пройдя в открытые ворота, Владимир по красивой аллее, украшенной цветами, прошел к главному корпусу, словно обнимавшему своими боковыми зданиями площадь перед собой.
Он ожидал чего угодно — от безумно вопящих сумасшедших до военной жандармерии, и тем больше было его удивление, когда его встретили сестры-монахини, только не в черных одеяниях, а в белых, словно сотканных из облака.
В главном холле располагалась стойка регистрации, тоже отличавшаяся от привычных больничных. Полностью открытые столы и стоящие за ними пожилые сестры. Подойдя к ближайшей, Владимир отвернул лацкан плаща, показав значок детектива с надписью «Спасение жизни превыше всего»:
— Здравствуйте, я по поводу одной пациентки, она должна была сегодня поступить…
— Да, — перебила его монахиня, — мы ждали вас.
— Меня? — переспросил он, недоумевая.
— Вас, вы же детектив? — поинтересовалась зачем-то монахиня, чуть повернув к нему голову, полностью закрытую апостольником.
— Да, — пребывая все в той же растерянности, ответил он. — Постойте, — внезапно догадался Боев, — у вас что-то произошло?
Кивнув головой, монахиня вышла из-за стола, поманив Владимира за собой.
Но вместо того, чтобы пройти дальше по коридору или подняться выше, они пошли в полутемный подвал, остро пахнувший хлоркой и чем-то сладким, словно в воздухе рассыпали сахарную пудру.
Там располагался морг.
А в холодном помещении прозекторской, на столе из полированной листовой стали, под яркими лампами лежало остывшее тело Веры, накрытое простыней.
— Как это произошло? — спросил наконец после продолжительного молчания Владимир.
— Он детектив? — спросил мужской голос позади него.
Повернувшись, Владимир увидел низенького толстого человека в белом медицинском халате и неожиданно темных маленьких круглых очках. Так как человек обращался не к нему, то он промолчал.
— Да, — все также доброжелательно кивнула монахиня, отвечая врачу.
Внезапно порывистым движением толстый доктор раздвинул Владимира и монахиню, пройдя между ними и откинул простыню с верхней части тела Веры Бородянской. Боев догадывался, что она лежит там голой и доктор только подтвердил это, обнажив ее изуродованную шею с черным кровоподтеком, почти сливающимся с волосами на фоне бледной кожи, и две полукруглых сферы грудей, смотрящихся неестественно для столь юного создания на столе для мертвяков.
Владимир продолжил молчать, ожидая ответа доктора.
Наконец тот повернулся к ним, опираясь задом о стол с мертвым телом девушки:
— Как вы считаете, что произошло?
Медленно Владимир поднял глаза на доктора, все также молча смотря прямо ему в глаза.
Наконец, тот не выдержал и достав из кармана пачку сигарет, закурил:
— Она удавилась.
— Я вижу, — с чуть заметной иронией ответил Владимир. — Как это произошло?
— Распустила наволочку на подушке и сплела из нее веревку, — с интересом глядя на молодого человека перед собой, сказал врач, выпустив струю дыма в сторону. — Потом просто привязала получившуюся веревку к рукоятке двери и удавилась.
— Почему за ней никто не следил?
— Я пойду, Мария, — обратился неожиданно доктор к монахине и так же быстро вышел.
Когда Владимир перевел взгляд на женщину, та быстро начала оправдываться:
— Вы не обращайте внимания, Николай хороший доктор. Просто так редко бывает…
— Я все понимаю, — успокоил ее Владимир. — Почему за ней никто не следил?
— Она была в сопоре, мы думали, что следить за ней не надо…
— Понятно, — отвернулся Владимир, накрывая снова тело девушки простыней.
Постояв над ее телом, он еще раз мысленно простился с девушкой, которую так и не смог вовремя отыскать. Впрочем, это не его вина. Алексей скорее всего тоже искал ее. Может он поэтому прибегнул к вызову Двоих?
Развернувшись снова к терпеливо ожидающей монахине, он сказал:
— Знаете, вы меня перепутали с другим детективом. Но я пришел именно для свидания с этой девушкой, — поспешил Владимир успокоить монахиню. — Если никто не явится из отдела для засвидетельствования ее смерти, то не сочтите за труд, обратитесь туда еще раз. Только я бы хотел осмотреть ее вещи перед уходом.
— Хорошо, — утвердительно кивнула головой монахиня, отходя к обычному канцелярскому столу и беря оттуда картонную коробку. — Только я тоже хотела бы обратить ваше внимание. Правда я не знаю, важно это или нет, — запнулась она под взглядом Владимира.
— Говорите, — потребовал Боев.
Поставив коробку назад на стол, женщина подошла к трупу и откинула снова простыню до пояса Веры.
— Встаньте туда, — попросила она, показав на изголовье стола.
Встав на указанное место, Владимир присмотрелся и, наконец, увидел:
— У нее больше правый плечевой сустав, но вроде это нормально для правшей?
С видимым сожалением сестра посмотрела на него:
— Это профессиональная деформация всех ткачих, просто еще не ярко выраженная или может быть залеченная.
— Дети высших семей иногда получают рабочую профессию, — возразил он, вспомнив как его в детстве гоняли к местному переплетчику на практику после школы.
— Да, есть такое, — согласилась монахиня, — но явно она не должна была заниматься одним и тем же делом по восемь-десять часов в день непрерывно.
Переборов свою осторожность перед трупами, Владимир ощупал плечи девушки.
Да, определенно, правый сустав был слегка увеличен.
— Чем ткачихи еще занимаются на фабрике? — спросил он, распрямляясь.
— Чем мы занимаемся? — уточнила вопрос монахиня. — Зубы, гляньте еще ее зубы. Если она работала на фабрике, то должна была перекусывать нити.
Владимир внимательно посмотрел на нее.
— Что? — неожиданно обиделась сестра. — Мы тоже люди.
Вместо ответа он бережно приоткрыл рот самоубийцы.
На передних зубах он увидел чуть еле заметные выщерблины, отстранившись, Владимир подозвал монахиню:
— Именно такие?
— Да, — подтвердила та, низко наклонившись над лицом девушки.
Отступив от стола с трупом, он посмотрел вопросительно на сестру и та подвела его к умывальнику, где он тщательно намылил руки дурно пахнущим дегтярным мылом. Положив темно-коричневый брусок обратно на полку, он аккуратно смыл пену.
Не став
