острым ножом у самого рта гостя. Медвежий череп обвивали сладкой травой, приносили ему подарки, просили прощение за убийство, просили медведя не сердиться и сообщить родичам, что его хорошо принимали. У коряков шкуру медведя с головой встречали женщины с факелами. Одна из женщин наряжалась в медвежью шкуру и танцевала, уговаривая медведя не сердиться, быть милостивым. На особую дощечку клали мясо и угощали медведя: «Ешь, приятель». Индейцы тлинкиты на медвежьем празднике перед обрядом сожжения внутренностей медведя обращались к его туше: «Я твой сородич. Я беден, поэтому я охотился на тебя».
Трапеза во время медвежьего праздника у нивхов
Особая забота проявлялась о черепе и костях медведя. Их не рубили, а разделяли по суставам, собирали после ритуальной трапезы и хоронили в специальных местах: на помостах, пнях, деревьях, в амбарах, в глухих местах леса, позднее стали зарывать в землю или бросать в озеро. У некоторых народов был известен обычай собирать кости медведя в анатомическом порядке, связывать и составленный таким образом скелет хоронить на помосте (у эвенков, юкагиров, амуро-сахалинских народов, финнов, североамериканских индейцев). Череп, лапы, шкура были предметом особого почитания, их хранили вместе с семейными или родовыми святынями. Такие части тела, как уши, язык, кожа с носа, половые органы медведя, отрезались и особенным образом сохранялись (чаще всего их вешали на дерево в специальном месте). У некоторых народов глаза медведя проглатывал охотник, убивший его. Кетский охотник надевал маску из кожи, снятой с лобно-носовой части и губ медведя, изображая его на празднике. Сохранение этих частей должно было способствовать «возрождению» зверя.
В медвежьем празднике есть обряды очень древнего происхождения — это так называемые фаллические обряды, призванные обеспечить сохранение и размножение животного. Они выражаются в особом ритуальном отношении к половым органам медведя, в употреблении во время танцев специально сделанных деревянных фаллосов, в исполнении сценок эротического характера, а также песен и танцев нескромного содержания и, наконец, в свободе отношений между полами во время праздника (например, у хантов и манси).
Так, у эвенков Хантайского озера после поедания мяса медведя кости и череп его в анатомическом порядке привязывались к шесту. Затем все мужчины по очереди изображали борьбу с этим подобием медведя и, повалив его на землю, имитировали половой акт. Долганы во время праздника тоже инсценировали половой акт с тушей убитого зверя. Ритуальные церемонии над половым органом медведя проводили во время медвежьего празднества и эвенки. Обычно инсценировка или имитирование полового акта, намеки на него, обряды фаллического характера означали в прошлом магические действия, способствующие размножению животных. Подобные обряды известны и в отношении других животных, они находятся в той же связи с праздником умирающего и воскресающего зверя. Например, на празднике в честь белухи у коряков женщины во время пляски делали движения, как будто отдаваясь животному, приговаривая: «Дорогой гость пришел».
Помимо этих общих черт, в той или иной форме присущих культу медведя у всех народов, особым своеобразием отличались медвежьи празднества у обских угров и амуро-сахалинских народов.
Медвежий праздник у обских угров
У хантов и манси помимо медвежьих праздников по случаю удачной охоты на медведя устраивались еще и периодические праздники, проводившиеся в честь медведя — предка одной из фратрий (Пор). Периодические празднества проводились в течение семи лет ежегодно зимой, затем наступал семилетний перерыв. Они справлялись в специальном общественном доме («танцевальной избе») в поселке, считавшемся центром фратрии Пор (поселок Вежакоры на Оби). В ряде мифов говорится о превращении медведя в человека и человека в медведя. Сам медведь оказывается сыном женщины Мощ, превратившимся из человека в медведя. В традиционных песнях вина за смерть медведя отводилась на людей фратрии Мощ, для которых не существовало запрета убивать медведя и есть его мясо. Здесь особенно четко проглядывают тотемические черты культа медведя. Лишь позднее, с утратой некоторых древних черт праздника (его фратриального характера), вина стала переноситься на русских, принесших огнестрельное оружие в Сибирь («Не я тебя убил — русское ружье тебя убило»). Первоначально на медвежий праздник или пляску допускались лишь члены фратрии Пор, позднее стали допускать всех, даже русских.
Птичий танец на медвежьем празднике обских угров
Журавль — персонаж медвежьего праздника, обские угры
«Петух» — персонаж медвежьего праздника, обские угры
«Лиса» — персонаж медвежьего праздника, обские угры
Спорадические праздники по случаю удачной охоты на медведя развились позднее, с отмиранием фратриальных обрядовых функций, а возможно, и с постепенным отмиранием тотемического запрета убивать медведя-предка. Большая древность периодических праздников или «игр» по сравнению с празднеством по случаю удачной охоты на медведя доказывается тем, что раньше не все группы манси справляли этот праздник, а только члены фратрии Пор. У всех групп обских угров медвежьи пляски распространились с развитием медвежьего культа в общеплеменной. Так, известно, что уже в XIX в. все манси считали медведя сыном или дочерью главного бога Нуми-Торема, причем сам верхний дух Нуми-Торем представлялся им в виде человекообразного медведя («зубастый», «с когтями на руках»). Ханты верили, что медведь прежде был сверхъестественным существом и был спущен на Землю с небес для того, чтобы уничтожать грешных людей. Поэтому задранный медведем человек считался грешником, а если был убит медведь, предполагалось, что он прогневил божество и за это наказан. В этих представленнях мы обнаруживаем уже влияние христианской религии («главное божество», «грешник») на первоначальные древние черты мировоззрения.
…Зимний вечер. Поселок хантов на берегу Оби. В конце декабря здесь всегда стоят сильные морозы. Но сегодня в селении оживление: ночью начинаются «игры»! В поселке много гостей, везде стоят оленьи упряжки. На пляску приехали гости из ближних и дальних селений. Толпы парней слоняются по улицам, громко разговаривая, оглядывая всех с любопытством и вниманием, как будто впервые. Особенно внимательны они к девушкам, нарядным и веселым, хихикающим или звонко смеющимся. Кое-кто за эти дни и невесту себе приглядит. Степенные старики сидят у домов, их трудовые руки непривычно бездеятельны. Им есть о чем вспомнить и потолковать друг с другом. Пахнет дымом и вкусными кушаньями: хлопочут хозяйки — варят уху, мясо, пекут пироги, а янтарная строганина[43] и душистая варка[44] уже заготовлены с лета и осени.
К ночи все собираются в «Большом доме». Весело горят
