смертном одре. Художник Ф. А. Бруни
Но отклика Тимашевой на гибель гения, поэта, просто знакомого человека не появилось – то ли поэтесса считала себя недостойной коснуться столь тонкой материи, то ли имелись какие-то другие причины. А ведь на смерть Александра Эссена она откликнулась элегией…
Ни в одном из альбомов Е. А. Тимашевой нет лермонтовского «Погиб поэт, невольник чести…». Но есть лирические стихи Лермонтова, переложенные на музыку композитором-страдальцем Петром Булаховым[12]: «К портрету» и «Молитва», и ставшие мелодически привлекательными, широко популярными романсами. Екатерина Александровна не могла не стать поклонницей романтического таланта мятежного поэта.
Благодаря влиянию просвещенной матери оба ее сына, особенно младший, писали стихи и прекрасно рисовали, были обучены танцам и музыке, что, впрочем, было обязательной частью воспитания благородного человека того века.
Годы шли, но нежное очарование ее теплой одухотворенной красоты не исчезало. Она продолжала вызывать пламенные чувства, которые проявлялись и явно, и тайно.
В альбоме Тимашевой есть стихотворение «К присланной мне лампаде от неизвестного».
Гори, гори моя лампада, И бледным светом освещай, Ночной мой друг, моя отрада, До утра сон мой осеняй…
«Лампада» – одно из лучших стихотворений Екатерины, опубликованное при ее жизни в журнале «Московский Телеграф». «Дедушка русского романса», композитор Николай Алексеевич Титов (1800–1875), на эти стихи написал музыку, и зазвучал популярный романс «Лампада». Искренность настроения и теплота чувства стихов и музыки принесли ему широкую известность.
Но время Тимашевой уходило. Женская красота – вещь очень хрупкая и недолговечная, она пропадает, даже если обращаться с ней предельно бережно и нежно. На смену женщине, неуклонно двигающейся к 50-летию, являлись новые звезды. Она оставалась весьма любезной светской дамой, тем приятным и очаровательным человеком, общения с которым люди искали, встречи с которым были для них потребностью. Черствый хлеб обыденности она украшала мечтами.
А где был ее дом? В Москве нет места, которое считалось бы жилищем Тимашевой. Известно, что она пребывала в имении Акулово и превратила его в настоящую поэтическую Мекку. Сюда приезжали все известнейшие русские поэты и светские люди. Побывать у нее считалось хорошим тоном.
Но вот вопрос: на каком праве она владела этим имением?
История имения довольно печальна и связана с судьбой одной несчастной женщины.
Варвара Петровна Шереметева (Разумовская).
Художник И. П. Аргунов
В 1791 году село Окулово досталось Варваре Петровне Шереметевой. Недурная собою, но робкая и застенчивая, ума недалекого, она была богатейшею невестой России. Скоро ее сосватали за графа Алексея Кирилловича Разумовского (1748–1822), но сватовство шло довольно вяло, так как жених не чувствовал особенной склонности к своей нареченной. Свадьба была отпразднована с большою пышностью в Москве, где молодые и поселились. За первые десять лет супружеской жизни графиня Разумовская стала матерью четырех детей: двух сыновей, Петра и Кирилла, и двух дочерей, Варвары (впоследствии княгини Репниной-Волконской) и Екатерины (замужем за графом С. С. Уваровым). Граф А. К. Разумовский, будущий министр народного просвещения, человек европейски образованный, почитатель Вольтера, характера был черствого и сухого, нрава вспыльчивого и деспотического. Ему скоро надоела его «простая, бесхарактерная и кое-как воспитанная» жена как своею набожностью и суевериями, так и «полнейшей беспомощностью». Она же до такой степени стала его рабою, что, когда, вскоре после рождения младшего сына он приказал ей выехать из его дома, она, несмотря на любовь к детям, безропотно оставила семью. Купив место в Москве, на углу Маросейки и Лубянской площади, она выстроила себе там дом, в котором и жила одна, не видясь более с мужем. Но детей своих, особенно же нежно ее любивших дочерей, она видела часто и участвовала в расходах на их воспитание. Эта робкая и одинокая женщина совершенно подпала под власть прислуги. В последние годы своей жизни она не могла даже выехать на прогулку, так как изленившиеся кучера говорили, что экипаж сломан. Управление её громадным состоянием перешло в руки вольноотпущенного лакея её, Ивана Сырова, который немилосердно ее обирал. Пережив мужа двумя годами, графиня Варвара Петровна не только ему простила все обиды, но, по доброте своей, горько его оплакивала. Когда сама она была уже при смерти, окружавшая ее челядь никого к ней не допускала и не известила об её болезни детей, отсутствовавших в то время в Москве. Сыровым составлено было духовное завещание, по которому все имущество она оставляла ему; не были забыты и другие приживалы. Это завещание Сыров подсунул умирающей, и подпись графини была засвидетельствована её духовником и известным доктором Мухиным, получившими по тому же завещанию – первый каменный дом, а второй – 50 000 рублей. После ее смерти 27 мая 1824 года имение Окулово было продано и переходило из рук в руки. Благодаря удачному стечению обстоятельств, от неожиданного наследника Окулово снова возвратилось, хотя и по женской линии, в семью Разумовских. Екатерина Александровна Тимашева стала владелицей Окулово в 1850 году. Тогда в приход Окуловской церкви входило 64 двора с 282 душами мужского и 283 женского пола.
Тимашева все чаще обращалась к Богу, находила умиротворение в молитве. Она писала: «Духовная музыка возбуждает жизнь сердца, умиляет его, доставляет душе, утомленной и скорбящей, отраду и утешение». Время лечило раны, нанесенные коварством ложных друзей, черствостью близких.
Чувства боли и обиды одинокой женщины притуплялись, уступая место чувствам матери. Постепенно она отодвигалась в тень своих сыновей. Екатерину Александровну беспокоило их будущее. В 1840-х годах во владении Егора Тимашева насчитывалось 156 340 десятин земли и 5780 душ. Но своеобразный образ жизни супруга вызывал у Екатерины Александровны тревогу.
17 февраля 1849 года в возрасте пятидесяти восьми лет он скончался.
Основными источниками доходов с имения (и расплаты по платежам) были хлеб и винокурение. Последние годы Е. Н. Тимашев перестал заботиться о наращивании хозяйства и капитала и только тратил, живя в свое удовольствие. Самый угрожающий вид принимала сумма его долгов Московскому опекунскому совету, достигшая к тому времени 200 000 рублей. Ему пришлось много изощряться, чтобы сохранить имение и дома от продажи с торгов.
Успехи сыновей радовали. Старший Николай (1816—20.08.1875), про которого острословы говорили, что он пороха не выдумает, лейб-гвардии
