— Я застрахован! — вопит в ответ Октавио.
Октавио выхватывает свою страховую карточку.
Похожую на карточку «Америкен экспресс», только лучше, потому что за нее не платят.
— «Жизнь и пожар в Калифорнии»! — вскрикивает Октавио.
Как было и раньше не один десяток раз.
Обыкновенная рутинная работа.
24
Мама сгорела вся целиком.
Джек так перевернут, что не знает даже, садиться ли ему за руль или напиться вдрызг.
Грустная история Памелы Вэйл, ее жизнь и смерть не дают ему покоя: брак ни к черту, развод, дети в этом кошмарном бабушкином доме, одинокая женщина топит горе в вине и сигаретном дыму и находит забвение более длительное, чем рассчитывала.
Грустно, конечно, думает он. Однако что поделаешь? Не она первая, не она последняя.
Но что же его так зацепило?
Да все вместе, решает он. То, что пьяная Пам Вэйл сгорела у себя в спальне, то, что Бентли хватило десяти минут, чтобы объявить ее смерть несчастным случаем, то, что неутешный вдовец первым делом бросился к телефону, чтобы узнать насчет денег, то, что эта чертова бабушка, эта гарпия, дерет деньги, и немалые, со своего овдовевшего сына и со своих лишившихся матери внуков.
И эти бедные ребятишки — сначала алкоголичка мать, вечно отсутствующий отец, бабка, тепла в которой не больше, чем в стальной линейке, а потом: папа говорит, что мама сгорела вся целиком.
А в довершение всего — это — чувство, подозрение, параноидальное, навязчивое, не покидающее, точно болезнь, гнездящаяся, тлеющая где-то в глубинах его циничного сознания. Закопченное стекло, собака, оказавшаяся на дворе, пламя, красное как кровь, черный дым.
Папа сказал, что мама сгорела вся целиком.
Ну и дрянь ты, ей-богу, думает Джек.
Извращенец чертов.
Сказать такое собственным детям!
Не ври ты хоть себе самому, думает Джек. Ведь главная причина, по которой ты сразу же невзлюбил Ники, — это бизнес, которым он занимается, — освоение территории и застройка.
Ведь он — типичная дешевка, этот Ники, один из тех, кто еще с восьмидесятых годов заколачивает монеты, планомерно загаживая Южное побережье: ровняет горы, прокладывает дороги по неудобью, варганит один за другим кондоминиумы и многоквартирные дома — непрочные, из дешевых материалов.
Вот она, ваша поганая Калифорния, ей-богу. Выдумываете свою собственную Калифорнию, мою же рушите. Выдумывайте на здоровье, только меня оставьте в покое. А теперь вот Ники занялся фондом «Спасите Стрэндс». Чертов застройщик борется с себе подобными. Еще бы — ведь дом Вэйлов в аккурат над взморьем. Так сказать, не лезьте ко мне во двор, вот и все. Я заплатил миллион баксов за этот вид — так будьте любезны мне его не портить. У меня — своя Калифорния.
Чушь.
Можно подумать, что ты стал другим.
Да нет, ты все тот же парень с пустым карманом. И не Ники Вэйлу этим заниматься. По плечу это лишь мне, думает Джек.
Ведь весь смысл моей дерьмовой жизни, всего этого копания в золе и чужих останках — это попытаться наладить все как было. Словно это можно сделать, словно можно все вернуть вспять.
Склепать что-то из золы и праха.
Глас Вопиющего в пустыне, говорит Он.
Жалобный голос, жалкие попытки на пепелище.
Остывший пепел.
Джек, отличник пожарной службы, сломленный, выгоревший, усталый.
Обхохочешься.
Звонит сотовый.
— Я не должна была бы тебе это говорить, — произносит голос.
Однако…
25
Голос уносит его далеко в прошлое.
К тем дням, когда он по окончании школы пожарных возвращается назад в шерифскую службу и получает назначение в команду пожарных инспекторов.
Джек перспективен и может стать настоящей звездой на их небосклоне.
Он работает как безумный, хватается за любую возможность научиться, ездит на пожары, на которые его даже не посылают. Бытует шутка, что пожарные теперь опасаются даже бургер в саду поджарить — не ровен час, явится Джек, тогда уж несдобровать.
В общем, он на страже.
Его трейлер стоит через Тихоокеанскую автостраду от Капо-Бич, он в десяти минутах езды от Треслс, в десяти — от Дана-Стрэндс и в двадцати минутах от залива Трех Арок, но, если не хватает времени, всегда можно поплавать в Капо. Он раздобыл отличный «мустанг-66», который надо только слегка подновить, и он красит его в желтый цвет, сам прикручивает провода для магнитолы, налаживает все и катит себе с комфортом.
И, прибыв в нем однажды на сильнейший пожар, видит то, чего ему в жизни не хватало, видит воплощение самых смелых своих мечтаний в стоящей возле входа в Еврейский центр и поджидающей его Летиции дель Рио.
Трудно выглядеть элегантной в форме полицейского шерифской службы их округа, но Летти это удается. Черные волосы немного длиннее, чем полагается по уставу, золотисто-смуглая кожа, черные глаза на изумительно прекрасном лице и тело, созданное для секса.
— Разобраться в этом тебе будет нетрудно, — говорит Летти. И указывает подбородком на подростка-скинхеда, которого грузят в карету «Скорой помощи». — Юный Адольф швырнул сюда бутылку с коктейлем Молотова и обгорел сам.
— Считают, что самое страшное тут жидкость, — говорит Джек, — а не пары.
— Это потому, что школу они проспали.
— Нет, — качает головой Джек. — Просто они кретины.
— Ну и это тоже.
Уже через две минуты он слышит, как назначает ей свидание.
— Что ты сказал? — переспрашивает она.
— Мне кажется, я пригласил тебя на ужин, — говорит Джек.
— Кажется? — удивляется она. — На «кажется» я обычно не соглашаюсь.
— Согласишься поужинать со мной? — говорит Джек.
— Ладно.
Джек грохает все свои сбережения в «Ритц-Карлтоне».
— Ты хочешь пустить мне пыль в глаза? — спрашивает она.
— Угу.
— Это хорошо, — говорит Летти. — Я рада, что ты этого хочешь.
На следующем свидании она желает слушать Микки Ди и смотреть кино. А еще через одно она готовит для него мексиканский ужин, вкуснее которого он в жизни не ел. О чем он ей и сообщает.
