не приедет Столбов. Может, удастся что-то узнать. Вечером он планировал снова навестить Канарейкина, в надежде что перед сном тот будет дома. Ещё нужно было подумать, что купить Софье. Скоро первое июля и в гимназиях начнутся месячные летние каникулы. Иван собирался отправить сестру к тётке. Она сильно выросла за последний год и теперь имела крайне ограниченный гардероб, который нуждался в обновлении. Сшить что-то на заказ они уже не успеют. Прямо рядом с их домом, на пересечении Киевской и Посольской, был магазин готового платья. Но там продавались самые модные платья и другая одежда, в том числе из Парижа. Трегубов небезосновательно полагал, что этот магазин не про его жалованье урядника. Так что придётся вместе с Софьей выбрать время и сходить в Торговые ряды на Воздвиженской площади, а до этого нужно у кого-то проконсультироваться, что сейчас носят, чтобы не попасть впросак.
По приближении к полиции бытовые мысли стали вытесняться служебными. Ничего нового от хозяина оружейного магазина Иван вчера не добился. Получил только более подробное описание мальчишки, но кто знает, не приврал ли хозяин с испугу после фразы про несовершеннолетних, которую он произнес по совету Ильи Петровича. А сколько таких мальчишек! Как его найти? Никаких зацепок, чтобы помочь Михаилу.
Погруженный в свои мысли, Трегубов открыл дверь и прошел внутрь помещения. Воцарилась тишина. Иван огляделся: несколько его коллег молча смотрели прямо на него. Из-за их спин вышел судебный следователь Истомин.
– Иван Иванович, приветствую Вас, но не говорю «доброе утро». Думаю, что это недоброе для Вас утро.
– Почему? Что-то случилось? – непонимающе спросил Трегубов.
– По долгу службы, так сказать, вынужден Вас арестовать. Сивцев, разоружите господина Трегубова и препроводите в тюремный замок, там его уже ждут.
– Но… – начал Иван, когда открылась дверь.
В помещение полиции вошёл Илья Петрович. Он не спал всю ночь из-за головной боли, отголоски которой мучили его до сих пор, и был в дурном расположении духа.
– Что за сцена? – удивился он тому, что вокруг царит непривычное молчание, взамен обычного шума и суеты.
– Осмелюсь доложить, – вышел вперёд Сивцев, – Павел Сергеевич приказали арестовать Иван Иваныча Трегубова и отвезть в тюрьму.
– Какого ч…! Гм… Истомин, что происходит? – с трудом сдержал себя Столбов.
– Урядник Трегубов арестован и будет доставлен в тюрьму для дальнейшего допроса.
– По какой причине?
– По подозрению в умышленном убийстве капитана Медведева.
– Как так? – растерялся Столбов.
– Поступила новая информация.
– Какая такая информация?
– Сделайте запрос в установленном виде, и я Вам её предоставлю, а пока это тайна расследования, и я не могу при всех это говорить, – спокойно ответил Истомин.
– Допросить Трегубова можно и здесь, в полиции. Незачем его таскать в тюрьму.
– А я настаиваю! – заявил Павел Сергеевич.
– Я сейчас же поеду к исправнику.
– И зря сделаете, его нет у себя. Более того, я предвидел Вашу реакцию и вчера заехал к нему, разъяснив нашу ситуацию. Вот его приказ для Вас.
Столбов выхватил лист бумаги из руки Истомина и быстро пробежал глазами. Он посмотрел на побелевшее лицо Ивана.
– Ничего, Ваня, мы разберемся с этим.
Из слов Столбова Сивцев понял, что ничего сделать прямо сейчас для Трегубова не получится, и попросил того сдать шашку и револьвер. Иван снял портупею и положил на соседний стол. Сивцев вывел его наружу.
– До свидания, Илья Петрович. Вижу, Вам не здоровится, – проговорил Истомин, – желаю Вам скорейшего выздоровления.
– Зря Вы, Павел Сергеевич, так с молодым человеком, ой, зря, – многозначительно вымолвил пристав.
– Я всего лишь беспристрастный слуга закона, – сказал Истомин и вышел вслед за Сивцевым и Трегубовым.
Столбов молча стоял посреди помещения и своих людей, пытаясь осознать происшедшее. Зная Истомина, он предположил, что арест Ивана – это камень в его собственный огород помощника исправника, жирный минус в карьере и продвижении. Его человек обвинен в преступлении и помещён в тюрьму, а он, как начальник, тоже нес свою ответственность. Чтобы там ни случилось, какая ещё могла быть необходимость и причина отправлять молодого урядника в тюрьму? Если были вопросы, то их можно было бы задать прямо здесь!
Илья Петрович тяжело вздохнул, его взгляд слегка прояснился и наткнулся на озабоченное лицо Семёнова, стоявшего напротив.
– Семёнов, я от тебя ждал вчера отчёт по опросу в Москве. Ты провёл его или нет?
– Обижаете, Илья Петрович. Конечно, провёл. Вчера утром сразу положил Вам его на стол.
Столбов быстро открыл дверь в кабинет и подошёл к столу. Ещё раз его осмотрел.
– Но здесь ничего нет. Где отчёт?
– Не могу знать, – ответил удивленный Семёнов, – вчера с утра я положил прямо на стол.
– Истомин, – вдруг сказал писарь.
– Что Истомин? – встрепенулся Столбов.
– Он заходил к Вам вчера утром, – продолжил Белошейкин. – Вас ещё не было, сначала хотел подождать в кабинете, затем вскочил и ушёл.
– Что же ты мне вчера не сказал?! – зарычал на писаря Столбов.
– Так не думал, что это важно. Спросил Павла Сергеевича, когда тот уходил, передать что Вам. Он сказал, не надо, мол, сам зайдёт ещё раз. Я и забыл про него в суматохе.
– Вы думаете, что господин судебный следователь взял мой отчёт без Вашего спроса? – поинтересовался Семёнов.
– А как может быть по-другому? Что там было то, можешь вспомнить своими словами?
– Зачем своими словами, у меня черновик остался, я его начистую переписал. Вы ж меня всё время ругаете за почерк и кляксы.
– Давай его сюда, – нетерпеливо попросил Столбов.
– Так дома ж он.
– Дуй домой и быстро назад с ним, – приказал Столбов.
Пока Семёнов ездил за черновиком, в полицию нагрянули жандармы из Москвы, которые собирались производить арест террористов из «Народной воли», за которыми уже установила слежку тульская полиция. Жандармы получили все вводные от Ильи Петровича, а затем ушли составлять план ареста.
Проводив жандармов, Столбов обратился к писарю:
– Белошейкин, ты уже подготовил запрос Истомину?
– А нужно было, Илья Петрович?
– Ты чем слушаешь? Или ты не хочешь, чтобы мы Трегубова вытащили из тюрьмы как можно скорее?
– А вдруг он, действительно, виноват? Вы же не знаете, что в тех бумагах.
– Не знаю. Пиши давай!
Вернулся Семёнов. Черновик был, действительно, в кляксах, исправлениях, а ещё он был смят, и в центре первого листа расползлось жирное пятно.
– Семёнов? – поднял глаза от бумаги пристав.
– Так черновик же, – смущенно отвел глаза Семёнов.
14.
Столбов уселся и начал изучать принесенные каракули. В них сокращение «ВАТ» означало Варвара Анатольевна Торотынская, урядник Семёнов обозначался заглавной буквой «Я». Некоторые вопросы дал Семёнову Столбов, а
