Дыма без огня не бывает.
– Да чего – точнее… – мрачно проговорил Богдан. – Неспокойно за Вислой, вот и все дела. Немецких егерей не только у Калиша видели или у Ченстохова. Говорят, чуть ли не под самой Варшавой поймали троих гражданских с оружием… непонятных.
– Под Варшавой?! – Павел явно не поверил. – Да там километров двести до границы!
– Ну… за что купил – за то и продаю. – Богдан пожал плечами. – Может, и было там никого, или из местных кто забрел не туда. Там немцев этих и у нас живет – хоть ложкой ешь.
История казалась почти невозможной – если бы я не слышал что-то похожее чуть меньше года назад. И если уж Андрей Георгиевич каким-то образом забрался с целым отрядом солдат под самую Вену в тридцать девятом году, то и немецкие егеря вполне могли выплыть неподалеку от Варшавы сейчас, в шестьдесят восьмом.
И после «Бисмарка» это мало походило на совпадение.
– Сейчас многие верят, что кайзер… – Павел огляделся по сторонам, будто боялся, что нас могут подслушать. – Я был на допросе заговорщиков. И все до единого – и офицеры, и рядовые солдаты – говорят, что пошли на измену только ради того, чтобы защитить страну.
– От чего? – фыркнул я. – От пролетариев с винтовками? Или от одного-единственного немецкого крейсера, который они сами и захватили?
– Ну, похоже, кто-то хотел, чтобы трон вместо матери занял…
– Ты. Несовершеннолетний наследник, вокруг которого можно собрать Чрезвычайный совет, разогнав все настоящих Одаренных к чертовой бабушке. И потом править всей страной так, как им вздумается! Растащить и распродать все, что не приколочено. – Я чувствовал, что изрядно перегибаю палку, но остановиться уже не мог. – Переворот во благо Империи, избавление от выживших из ума стариков в Госсовете, приведение к власти достойных, защита страны от внешнего врага… Лично я наслушался этой брехни еще в январе. Такими разговорами можно оправдывать вообще что угодно, но измена остается изменой, мой краснокожий друг! В какую бы обертку ее не пытались засунуть.
– Тихо, тихо, не кипятись, княже. – Богдан демонстративно втянул голову в плечи изображая испуг. – А то придется мне тебя сейчас прям в каземат отконвоировать.
– Ты прав… наверное.
Павел вовсе не выглядел раздосадованным – скорее чуть обалдевшим и впавшим в раздумья. То ли от формы моей гневной отповеди, то ли из-за ее содержания.
– Конечно же, я прав. И даже если дело действительно в немцах, которые мутят воду – для начала все равно неплохо бы передавить тех врагов, кто еще остался по эту сторону границы с Рейхом. – Я шумно выдохнул и откинулся на спинку кресла. – Если тебе еще не доложили – где-то с неделю назад кто-то взорвал мою машину заклятьем силой на уровне третьего магического класса… Или это тоже сделал кайзер?
– Нет, конечно, – поморщился Павел. – Но у тебя и без него много врагов. Не всем нравится, что ты делаешь.
– Правда? Кто бы мог подумать! – Я едва удержался, чтобы не добавить чего покрепче. – Так вот тебе подсказка: кому-то мешает, что мой род подмял под себя патенты, кое-какие капиталы и изрядную часть оружейных заводов в столице. А еще кто-то решил ввезти в страну несколько тысяч американских винтовок из Антверпена… Видишь связь?
– Ну знаешь! – Павел недовольно сдвинул брови. – Предлагаешь сажать за государственную измену любого, кто помешает сиятельному князю Горчакову?
– Обойдусь, – огрызнулся я. – И если уж даже Багратион со своим Третьим отделением не торопиться найти тех, кто меня чуть не убил – я с удовольствием сделаю это сам.
– Чтобы передать государеву правосудию?
– Разумеется. – Я ехидно улыбнулся. – Правда, не могу обещать, что передавать придется не по частям.
Злоба никуда не делась – но я изо всех сил направлял ее в нужное русло. Багратион действительно не слишком-то спешил искать моих врагов – похоже, у его канцеляристов и отдельного полка жандармерии были дела поважнее. Он мог сколько угодно ошибаться или недооценивать угрозу кайзера, но в одном был уж точно правее некуда: сейчас есть проблемы и поближе – ими и стоит заняться в первую очередь.
И я кажется, уже понемногу понимал, как это сделать.
Глава 12
– Дед… Дед, просыпайся… Дед!
В ответ мне прозвучал только богатырский храп из-под мерно вздымающегося тонкого летнего одеяла. Глава рода обычно просыпался одним из первых в усадьбе – иногда даже раньше Арины Степановны. Зато разбудить его ночью оказалось почти невозможно.
Но я не сдавался.
– Дед! – Я снова потряс старика за плечо. – Дед, я…
Дар вдруг полыхнул с такой силой, что дверь за спиной с грохотом захлопнулась. Меня буквально сдуло с края кровати и непременно свалило бы на пол, не успей я закрыться. Щит тут же пошел трещинами, но все-таки выдержал – дед явно приложил не в полную силу. Так, отмахнулся…
– Сашка, растак тебя, ты чего? Прибью же дурака…
Окна закрывали плотные тяжелые шторы, и в комнате царил густой полумрак. Что, конечно, ничуть не помешало деду узнать меня. Пожалуй, даже раньше, чем он открыл глаза.
– Дед, важное дело! – Я снова плюхнулся на край кровати. – Срочное!
– Тьфу на тебя… Я уж подумал – случилось чего. Совсем в гроб старика загонишь, – проворчал дед, кое-как приподнимаясь и усаживаясь у изголовья. – Ладно. Давай, рассказывай, что там у тебя за срочное дело.
Ночник на тумбе у кровати зажегся – хоть никто к нему даже не прикоснулся. И перед глазами деда возникло наверняка презабавное зрелище. Внук – то есть, я – с совершенно обезумешими красными глазами, растрепанный, в перепачканной непонятно чем футболке и с чернильным пятном на щеке. Да еще и в три часа ночи.
Я так и не ложился с вечера. Две недели поисков иголки в стоге сена, десятки телефонных звонков, томительное ожидание, схемы, кипа свежих листов бумаги слева на дедовском столе и целая гора скомканных – на полу справа. Разлитые и наспех вытертые чернила, сломанный карандаш и пара потерянных перьев. И, конечно же, документы с засохшими темно-коричневыми кругами от кофе.
Я выпил одиннадцать чашек… а может, и все пятнадцать – после седьмой перестал считать и просто поглощал одну за одной, заедая шоколадом и орехами. Умственный труд оказался не менее затратным, чем физический – или чем плетения высоких магических классов. Дар поддерживал силы, но подстегнуть сонный разум мог только он: кофе. Крепкий, как броня панцера и черный, как сердце хитроумного германского кайзера.
Впрочем, до Рейха цепочка моих умозаключений так и не дотянулась. Прошла наискосок через Балтику в пролив Большой Бельт, обогнула Данию по Северному морю, легонько коснулась побережья Нидерландов – и замерла где-то в порту Антверпена.
Но начиналась она здесь, в Петербурге – и сюда же возвращалась вместе с торговыми кораблями. Не знаю, сколько точно часов у меня ушло, чтобы сложить все кусочки мозаики воедино. Она до сих пор зияла дырами величиной с «Бисмарк», где-то сошлась коряво, торчала во все стороны неровными кусками и обрывками информации, а местами и вовсе состояла из домыслов куда больше, чем наполовину.
