я посоветовала, как ей поступить.
— Плюнь и не обращай внимания, — сказала я. — Тратить силы на телефонных хулиганов себе дороже.
— Мне никогда раньше не было таких звонков! — отчего-то с великой гордостью сообщила Зинаида. — Но теперь все знают, что я активно сотрудничаю со штабом Валентина Егоровича Саватеева! И все эти телефонные пакости наверняка дело пакостных конкурентов!
— Тем более плюнь.
— Ну уж нет! — взвилась неуемная тетка. — Я это просто так не оставлю! А ты юрист, ты должна знать, как мне поступить! И нечего меня уговаривать, чтобы я не обращала внимания!
Больно мне надо было ее уговаривать. Если Зинаида упрется, то хоть горло сорви, она все равно не услышит.
— Тогда обратись в полицию, — дала я единственно возможный, но совершенно бессмысленный совет, который неожиданно вызвал у Зинаиды бурное злорадство вперемешку с не менее бурной радостью.
— Правильно! Уж я обращусь! Уж они у меня узнают! Молодец, Варька, не зря мы тебя в юридическом выучили!
Можно подумать, она меня за ручку на учебу водила, а теперь я ей в знак благодарности неимоверно дельную мысль подсказала. Зинаида у нас, честное слово, совершенно ненормальная баба.
Что она такая, я давно знаю. А что ей под стать сестрицы Малышкины, я знаю пусть не очень давно, но тоже очень хорошо. Если Зинаида вопила минут двадцать в телефонную трубку, то Ирка с Маринкой вопили, как говорится, живьем. Их голоса мы с Погребецким услышали, выходя из кабинета Кирпичникова, по поводу чего секретарша Людочка хихикнула:
— Там, у входа, ваши подружки штурмом охрану берут.
Малышкины действительно толкались около входной двери, громко возмущаясь поведением охранника Бори, который грудью закрывал проход в коридор. Грудь у охранника была хоть и сильно не хилая, но супротив сестриц-гренадерш весом по сто кило каждая все равно ненадежная. Боря, похоже, это обидное для себя неравенство оценил, а потому пытался справиться с близнецами исключительно методом словесной борьбы. С трудом сдерживая раздражение, он втолковывал сестрицам, что нас на месте нет, мы на совещании у Геннадия Валентиновича, но скоро появимся, поэтому придется подождать.
— Ну и работнички! — возмущались Малышкины хором, явно имея в виду всех нас, включая охранника. Они изготовились произнести очередную гневную тираду, но тут увидели нас, выходящих из приемной, и продолжили без передыха: — Ну наконец-то!
— На чей конец? — поинтересовалась я.
Охранник вмиг расслабился и радостно гоготнул:
— Я-то уж точно чуть концы с ними не отдал. Замаялся объяснять, что вы с Игорем Андреевичем у начальства. А они шумят, требуют вас и еще обзываются.
— Как это мы тебя обозвали?! — взвилась одна из сестриц, в бежевой футболке. — Мы только сказали, что ты тут не шлагбаум, а живой человек и должен соображать. Правда, Ира?
— Правда! — откликнулась Ира в синей футболке.
— Нет, не правда, — посуровел охранник. — Вы меня еще чурбаном безмозглым обозвали. А это уже оскорбление.
— Ладно, — прервал перепалку Погребецкий. — Нечего выяснять отношения. — И скомандовал Малышкиным: — Пошли.
Те тут же рванули по коридору с прытью молодых жизнерадостных слонов.
В нашем с Игорем кабинете сестрицы расположились, словно у себя дома, заняв своими задами и объемной, одной на двоих, сумкой сразу четыре стула. В их глазах еще горел огонь борьбы, и с этим огнем во взоре и звоном сабель в голосе они дружно пошли в атаку.
— Между прочим, от Севы по-прежнему ни слуху ни духу, — угрожающе заявила Марина.
— И от вас — ни ответа ни привета, — добавила Ира.
— Если ваш Кирпичников отказывается с нами работать, то так и скажите. — Девицы мстительно прищурились. — Мы тогда что-нибудь сами придумаем!
Вот ведь чему всегда удивляюсь: как они умудряются хором говорить, да причем без отмашки? Правильно, наверное, некоторые утверждают, что у близнецов мысли и чувства сами собой переплетаются. Мы с Игорем совсем даже не близнецы, но тут у нас словно языки срослись.
— Придумайте на здоровье, — разрешили мы в один голос и дружно изобразили на лицах полное безразличие.
Малышкины слегка опешили. Видать, всякое предполагали, но что мы так по-свински (с их, конечно, точки зрения) себя поведем, прямо-таки наплюем на их волнения, никак не ожидали. Согласна, мы могли бы не тянуть резину и давно с Малышкиными все правила игры застолбить. Однако еще пару дней назад мы сами толком не знали, будем что-то делать или нет. А когда определились, то сильно засуетились. Не до бесед с Малышкиными было. Впрочем, они и сами особой активности не проявляли.
Сестрицы не первый раз взбрыкивают, но обычно они же первыми и на попятную идут. А тут вдруг набычились и с обидой заявили:
— Если ваш Кирпичников отказывается, то мы должны знать. Для Кирпичникова Севка, конечно, пустое место. Даже хуже — журналист! Мы, думаете, не помним, как Геннадий Валентинович в свое время нас встретил? А мы с Севкой вместе работаем! У нас журналистская солидарность!
— А у нас — ищеистая! — заявила я.
— Какая?! — опешили Малышкины.
— Ищеистая. От слова ищейки. Или сыщики. Или детективы. Как вам больше нравится.
— Классное словечко! — одобрили девчонки. — Надо иметь в виду. — После чего снова губы надули. — Но нам, между прочим, совсем не смешно…
И они с укором воззрились на нас.
Я бы их еще малость помариновала. Так, в воспитательных целях. Но Погребецкий у нас добренький. Особливо в отношении женщин. Он изобразил на лице эдакое отеческое добродушие и со словами «Варвара, надо ввести девочек в курс дела» сам же их в этот курс и ввел. Понятно, детали не пересказывал и о своем дружке Лузганове словом не обмолвился, но в целом просветил, добавив в конце:
— Так что, девочки, ваш Сева не одинок. За ним не кто-нибудь, а сам Валерий Аркадьевич Сокольников по очереди пошел. И теперь у нас большая забота найти обоих. Или для начала кого-то одного, потому как другой следом подтянется. По крайней мере, мы так думаем и очень на это рассчитываем. А вам, считайте, повезло. Платить за все эти поиски будете не вы.
У сестриц были такие ошарашенные физиономии, что впору картину писать под названием «Визит снежного человека в общественную баню». Они слушали Игоря, раскрыв рты, причем в самом прямом смысле слова. Когда же Погребецкий умолк, Малышкиных буквально прорвало. Они осыпали нас междометиями, восклицательными знаками и какими-то словечками, которые не выражали никакого смысла, но зато замечательно передавали эмоции. Наконец, буря стихла, напрочь сметя все обиды и претензии, Малышкины посерьезнели, переглянулись, и Марина сказала:
— Между прочим, мы тоже на печке не сидели, и у нас куча новостей.
— У нас две новости. Но вот такие! — вскинула вверх большой палец Ира.
— Мы вчера в деревню
