его доводы, Марта разразилась смехом. Они сидели на диване в общей кухне, миска с попкорном была у Марты на коленях, а на большом телевизоре перед ними шел мультик «Русалочка».
— Почему ты смеешься?
Оливер смотрел на нее с удивлением. Это была не та реакция, которую он ожидал.
— Ты почти не ходишь на свидания, потому что уже десять лет нянчишься с Бутчем. Когда ты вообще встретишь другую женщину? Не пойми меня неправильно, ты красивый, веселый и харизматичный парень, но это ничего не значит, если ты не можешь показать это кому-то.
Она хлопнула ладонью по бедру Оливера, прежде чем схватить большую горсть попкорна.
— Это довольно грубо, знаешь ли?
— Да.
— Серьезно, Марта…
Оливер взял пульт и поставил мультик на паузу, получив в ответ громкий вздох.
Он немного повернулся, чтобы оказаться лицом к Марте, и снял миску с попкорном с ее колен, чтобы поставить на кофейный столик. Она знала, что сейчас будет: еще одна большая речь Оливера, чтобы убедить ее пойти с ним на свидание.
Она его любит? Конечно.
Больше чем друзья? Может быть.
Но она никак не могла с ним встречаться. Ее сердце не было готово.
— Почему ты отрицаешь, что между нами что-то есть? — продолжил он с болью в голосе.
Она знала, что каждый раз отказываться ему причиняет боль, и, конечно, она боялась, что однажды он больше не сможет быть ее другом.
— Я не отрицаю, — пробормотала она, взгляд ее был устремлен на колени.
Она села по-турецки, чтобы тоже легче было повернуться к нему.
— Значит, ты тоже это чувствуешь? Что между нами есть нечто большее? Меня тянет к тебе, как только ты входишь в комнату. Твой смех разжигает мое сердце, и каждый раз, когда ты меня касаешься, я чувствую, как будто лечу. Ты делаешь со мной такие вещи, Марта, которые не делал никто другой, и я знаю, что люблю тебя.
Это был первый раз, когда он вслух сказал о том, что накапливалось между ними месяцами. Взаимное влечение было очень очевидным. Конечно, Марта тоже это чувствовала, сложно было не почувствовать. Оливер делал ее счастливой, и она жаждала лежать у него на руках, пока они смотрели фильм. Когда он нежно проводил пальцами по ее плечу, под ее кожей вспыхивали фейерверки.
Только один другой мужчина заставлял ее чувствовать нечто подобное, и именно из-за него она не могла наслаждаться растущими отношениями с Оливером.
Фрэнк постоянно висел над ними, его призрак был неотступным присутствием в глубине сознания Марты.
— Оливер… — начала она, но не успела продолжить, так как блондинистый агент схватил ее руку и крепко сжал в своей.
— Нет. Не вешай мне снова лапшу на уши с какой-то жалкой отговоркой. Мы с тобой чувствуем одно и то же, так почему, черт возьми, ты не можешь согласиться на простое свидание?
Он был зол, ему было больно, и он имел на это полное право. Она постоянно давала ему противоречивые сигналы, и это было несправедливо с ее стороны. Конечно, ей нравилась их близость. Готовить вместе, шутить, обниматься. Это было все, о чем она мечтала после тяжелого рабочего дня, когда очередная оперативная группа не справлялась с задачей.
Его запах был единственным, что успокаивало ее в последнее время, но, с другой стороны, она держала его на расстоянии, когда дело касалось таких вещей, как свидания, поцелуи или даже секс.
Она не была готова к этому, но даже если бы была, она просто не могла. Это было невозможно.
— Нам нельзя, — сказала она, имея в виду их должности в ЦРУ.
Она была его начальницей, его прямым командиром. Он должен был выполнять ее приказы, нравились они ему или нет. Их отношения размыли бы границы между личной и рабочей жизнью, что могло бы привести к проблемам на заданиях.
— Черт возьми! — воскликнул Оливер, вскочив на ноги и начав расхаживать по комнате, пытаясь успокоить свои бурные мысли, чтобы продолжить нормальный разговор.
— Но это правда.
— Конечно, правда, Марта, но когда ты заботилась о правилах кадровой службы? Ты буквально известна тем, что не обращаешь на них внимания. У Гэри в комнате отдыха висит твоя фотография на дартсборде, — прорычал Оливер, вспоминая момент, когда он узнал, что Гэри действительно считает Марту худшей.
— Это другое, — возразила она, но голос ее звучал неубедительно.
— Чем это отличается, а? Отличается от того, что ты отправляешь агентов домой посреди смены, потому что они только что потеряли члена команды и не могут сосредоточиться на заполнении отчетов о миссии? Отличается от того, что ты отправляешь агентов под прикрытие, чтобы разрушить наркоторговую сеть, хотя кадровая служба еще не дала на это разрешение?
— Нужно было действовать быстро, кадровая служба этого не понимала.
— Не в этом дело, — простонал он, подняв руки к лицу и яростно покачав головой.
Эта женщина сводила его с ума. Иногда в хорошем смысле, а иногда нет.
— Оливер… — попыталась она, но он снова её перебил. Она никогда не видела его таким злым.
— Нет. Не говори мне «Оливер» этим своим ангельским голосом. Я устал. Я вымотан. У нас потрясающая химия, мы любим друг друга, и мы хорошо работаем вместе. Ради всего святого, просто дай мне один шанс доказать тебе, что я — отличная партия.
Он стоял в середине комнаты, почти выкрикивая каждое слово. В его глазах собрались злые слёзы, а сердце кровоточило. Он боялся услышать ещё один отказ.
Медленно Марта поднялась на ноги, встала перед Оливером и положила руки ему на предплечья.
— Можно мне что-то сказать теперь? — она улыбнулась ему слабой улыбкой, осторожно проведя пальцем по его волосатым предплечьям.
Он не ответил, дав ей молчаливое разрешение продолжить.
— Во-первых, ты действительно был бы отличной партией. Кто-то, кто однажды станет твоей девушкой, будет чертовски счастливой женщиной.
Оливер хмыкнул от её слов, копирующих его ругательства.
— Я не могу отрицать химию между нами. Ты мой лучший друг.
Мужчина перед ней застонал, ненавидя эти два слова больше всего на свете. Он не хотел быть её лучшим другом.
— Ты даже можешь быть больше, — быстро добавила она, заставив его глаза слегка расшириться и появиться искре в них.
Неужели это случилось? Неужели она наконец-то позволила ему пригласить её на свидание?
— Но я не могу встречаться с тобой. Это невозможно. Ты мне нравишься больше, чем я готова признать. Я даже назвала бы это любовью. Скажи хоть что-нибудь теперь.
Рот Оливера открылся в момент её признания в любви, но он закрыл его, как только услышал
