— Госпожа Кутелье, — заторопился Адамберг, — будьте как можно точнее.
— Он сделал что-то плохое?
— Наоборот.
— Меня бы это удивило. Он был чистюля и такой педант. Очень жалко, что у него возникли проблемы со здоровьем. Мне кажется, ему было лет шестьдесят, не больше. А внешность… ну что вам сказать — нормальная внешность.
— Пожалуйста, сосредоточьтесь. Рост, вес, прическа?
— Минутку, комиссар.
Дениз Кутелье приструнила детей и снова взяла трубку.
— Он был не слишком высоким, скорее полным, с румяным лицом. Волосы пепельные, на лбу залысины. Носил коричневый бархатный костюм и галстук — знаете, я всегда хорошо запоминаю одежду.
— Не так быстро, я записываю.
— Не слишком на меня полагайтесь, — прокричала женщина. — Память может сыграть с человеком злую шутку, так ведь? Я сказала, что он был «невысокий», но могла и перепутать. Костюмы в шкафу были на размер больше, на человека ростом метр восемьдесят, а не метр семьдесят. Когда человек толстый, он кажется ниже ростом. Я сказала, что волосы у него были пепельные, но в ванной в белье я находила только седые. Он мог поседеть за четыре года, в его возрасте это происходит быстро. Вот я и говорю, что воспоминания и факты — разные вещи.
— Госпожа Кутелье, в доме есть подсобные помещения? Флигель? Охотничий домик в парке?
— Старые конюшни, сарай и домик. Но они были заброшены, и я ими не занималась. В конюшне он держал свою машину. А садовник заходил в сарай за инструментами.
— А вы можете сказать, какой марки и цвета была машина?
— Комиссар, я ее никогда не видела, потому что господин Леклерк всегда уезжал до того, как я приходила. А ключей от подсобных помещений у меня не было.
— А в самом доме, — спросил Адамберг, думая о бесценных для судьи вилах, — вы заходили во все комнаты?
— Кроме чердака, он был всегда закрыт. Господин Леклерк говорил, что нечего попусту тратить время на этот пылесборник.
Логово Синей Бороды, как сказал бы майор Трабельман. Закрытая комната, прибежище привидений.
Адамберг посмотрел на часы. На те и на другие, если быть точным. Одни он купил два года назад сам, вторые подарила ему Камилла в Лиссабоне, она выиграла их в каком-то уличном конкурсе. Эти часы должны были стать символом воссоединения, но напоминали о разрыве. Комиссар почему-то носил их — водонепроницаемые спортивные часы со множеством кнопок, хронометров и микроциферблатов, назначения которых он знать не знал. Наверняка среди них был и такой, который мог показать, через сколько секунд в вас ударит молния. Очень удобно, подумал Адамберг. Но он продолжал носить и свои собственные часы на старом кожаном ремешке, хотя они все время стукались о новые. Так продолжалось скоро год. Все заместители комиссара считали своим долгом сообщить ему об этом. Он отвечал, что тоже это заметил. Адамберг дорожил обоими часами, хотя сам не понимал почему, ведь утром и вечером он тратил уйму времени, надевая и снимая их.
Одни показывали без одной минуты три, другие — четыре минуты четвертого. Часы Камиллы спешили, но Адамберг не пытался выяснить, какие идут правильно, он просто высчитывал для себя среднее. Значит, сейчас три часа полторы минуты. Он успеет на поезд до Страсбурга.
Молодой риелтор напомнил комиссару бригадира Эсталера: у него были такие же зеленые глаза. Он встретил Адамберга на вокзале в Агно и повез в «Schloss» Максима Леклерка, большую усадьбу в сосновой роще.
— Никаких соседей, да? — спросил Адамберг, осматривая комнаты покинутого дома.
— Господин Леклерк настаивал на покое. Очень одинокий человек. Такие встречаются в его профессии.
— Вы полагаете? Человеконенавистник?
— Возможно, жизнь разочаровала его, — предположил молодой человек, — и он предпочитает жить вдали от людей. Госпожа Кутелье говорила, что у него много книг. Книги часто заменяют общение.
С помощью риелтора Адамберг долго снимал отпечатки пальцев с дверей, дверных ручек, щеколд и выключателей, по которым, как он надеялся, прислуга не успела пройтись тряпкой. Чердак был пуст, на грубом деревянном полу следов не просматривалось. Однако кое-какие признаки заставляли усомниться в том, что сюда четыре года никто не захаживал. Ровный слой пыли был не таким уж и ровным. Под балкой на полу выделялась более светлая полоса, ее могла оставить рукоятка вил. С особой тщательностью Адамберг осмотрел просторную ванную. Госпожа Кутелье показала сегодня утром высший класс, но размеры помещения оставляли ему крохотную надежду. В промежутке между ножкой раковины и стеной он обнаружил островок пыли и несколько седых волосков.
Терпеливый риелтор открыл для Адамберга сарай, потом конюшню. Земляной пол подмели, и следов шин не осталось. Максим Леклерк испарился, как привидение.
Стекла охотничьего домика были заляпаны грязью, но он не выглядел заброшенным. Надежды Адамберга оправдались: здесь кто-то бывал. Кафельный пол протерт, ротанговое кресло удобно стоит в углу, на единственной этажерке следы от книг. Именно здесь отсиживался Максим Леклерк утром по понедельникам и четвергам. Читал в одиночестве. Это напомнило Адамбергу отца, любившего читать газету с трубкой в руке. То поколение курило трубку, и комиссар вдруг вспомнил, что у судьи тоже была трубка — пенковая, как говорила с восхищением его мать.
— Чувствуете? — спросил он молодого человека. — Запах? Медовый аромат трубочного табака?
Стул, стол и дверные ручки были протерты с особой тщательностью. Данглар сказал бы, что никто ничего не протирал, потому что мертвые не оставляют следов. Зато читают, как все люди.
Адамберг расстался с парнем после девяти вечера на Страсбургском вокзале, куда тот привез комиссара, поскольку в Агно поезда в это время суток уже не останавливались. Поезд отходил через шесть минут, и времени на то, чтобы проверять, не застрял ли во вратах Страсбургского собора какой-нибудь дракон, уже не было. Впрочем, подумал Адамберг, весть о таком событии наверняка разнеслась бы по округе.
На обратном пути он делал пометки, записывая все детали, обнаруженные в «Schloss». Четыре года Максим Леклерк жил как затворник, готовый в любую секунду испариться, растаять в воздухе.
Толстяк, с которым встречалась мадам Кутелье, был не Максим Леклерк, а один из подручных судьи Фюльжанса. Судья управлял разветвленной сетью помощников, которую создал за долгие годы судебной практики. Проволочки, упор на смягчающие обстоятельства, сокрытие фактов — и обвиняемого оправдывали или давали небольшой срок. Он тут же попадал в обойму должников, которых судья использовал для грязной работы. Должниками судьи становились преступники, чиновники, бизнесмены, судьи и даже полицейские. Трезубец мог легко достать документы на имя Максима Леклерка, разослать своих вассалов по всей Франции или собрать их в авральном порядке, для мгновенного переезда. Ни один человек не мог «уйти» от судьи, не рискуя быть немедленно арестованным. Один из таких людей сыграл роль Максима Леклерка перед служанкой, а потом судья Фюльжанс поселился в этом доме как хозяин.
