так грустно, что хотелось забраться на заднее сиденье к Наталье Никаноровне и тоже сделать вид, будто у меня случился летаргический сон.
— Не хочу в коммуналку. — Я повернулся к блондинке и затряс головой в доказательство своих слов. Чтоб точно было понятно, насколько сильно не хочу. Мало ли. Вдруг у кого-то имеются сомнения.
— Да будь проклят тот день, когда я решила подключить к нашей работе постороннего человека! Будь проклят тот день, когда я вообще решила подключить к работе человека! — Наталья Никаноровна снова подскочила на заднем сиденье, очень резко «очнувшись» ото сна. Она одним движением поправила шляпку, а потом наклонилась вперед, просунув голову между мной и Настей.
— Павлуша, я бы сказала, христом богом прошу, вали уже отсюда домой. Но не могу. Нельзя мне различные имена поминать. А в остальном…
Бабка вздохнула, откашлялась и со всей дури гаркнула мне прямо в ухо.
— Бегом к себе, ложись спать! Тело с душой должны окончательно соединиться, сообразительный ты наш. Оно, это тело, сутки назад в морге мертвее мертвого валялось. Чего добиваешься, не пойму? Чтоб гнить начало⁈ Чтоб конечности перестали работать? А? Ты же — современный человек. Кино про всяких там зомби-херомби смотрел, поди. Знаешь, что бывает, если тело по какой-то причине бодрствует, а мозг им неуправляет?
— Вот что Вы за человек… — Я обернулся, посмотрел с укором на бабку, а потом добавил, — Мегера… И зомби, чтоб Вы понимали, не существует…
— Паш, тебе нельзя долго на базе находиться. Она в таком месте располагается… Как бы выразиться, чтоб понятно было… Там времени нет… Ну, то есть, не течет там время. Ни черта, в общем нет. — Спокойно пояснила блондинка. — Условно можно сказать, наш штаб находится «нигде». Если будешь жить там постоянно, закончится все очень плохо. И поверь, даже зомби покажутся тебе приятной перспективой.
— Ну, вот…– Я снова повернулся к бабке, а потом кивнул в сторону блондинки, — Вот Настя — хороший человек. Адекватный. Нормально говорит. А Вы только орёте и материтесь… Как психичка…
Не дожидаясь ответа Натальи Никаноровны, вылез из машины, демонстративно хлопнул дверью и направился к подъезду, над которым горела одинокая лампочка, висящая на проводе.
— Эй, уравновешенный ты наш!
Имелось сильное желание завернуть руку за спину и показать средний палец одной наглой, невыносимой старухе. Вместо этого я, как воспитанный человек, обернулся на ее окрик. Из окна машины торчала довольная физиономия Натальи Никаноровны. Она даже стекло опустила, чтоб высунуть в образовавшееся отверстие свою башку вместе со шляпой. Хоть бы застряла там, что ли… Мелочь, а как было бы приятно…
— Спросить, какая именно квартира, не желаешь? Или будешь в каждую ломиться? — Насмешливо поинтересовалась старуха.
— Наталья Никаноровна… — Я развернулся к ней лицом и поклонился низким поклоном, прижав одну руку к груди, — Не сгуби, скажи, куда мне сирому и убогому идти?
— Ну, да… — Бабка поцокала языком, — А говоришь, я психичка…У тебя вон вообще с башкой чет неладное…На второй этаж поднимешься, и сразу направо. Твоя комната в самом конце коридора, рядом с туалетом.
Наталья Никаноровна послала мне воздушный поцелуй и подняла стекло.
— Кто бы сомневался… Конечно, рядом с сортиром. Теперь же мне самое лучшее достается… — Говорил я, естественно, сам с собой.
Едва бабкино лицо исчезло за стеклом, тачка моментально сорвалась с места. Мне оставалось только смотреть, как эти две особы выруливают со двора, направляясь туда, где как минимум есть холодильник. Даже диван с его убогими розами казался мне сейчас очень даже родным и близким сердцу.
— Конечно, нашли отмазку…У самих там тишина, покой и жратвы, наверное, полно́…
Я сплюнул на землю, а потом направился к подъезду. Стоять в темноте посреди двора — глупее не придумаешь. Поднялся на нужный этаж, остановился возле нужной квартиры. О коммуналках представление у меня имелось смутное, но заведомо очень негативное. Я вообще, в принципе, не сторонник коллективизма, как явления. Даже в студенческие годы никогда не таскался в общаги к девчонкам. Я девчонок к себе таскал. А теперь, оказывается, мне придётся жить среди чужих, посторонних людей. Общий сортир… Общая ванная… А есть там, кстати, ванная? Вдруг они в тазиках моются.
Размышляя о предстоящих испытаниях, протянул руку, собираясь постучать, потому как ключа у меня не имелось, а у квартиры, в свою очередь, не имелось звонка.
Однако в этот момент дверь распахнулась и в подъезд выскочил мужик, лет пятидесяти. Маленького роста, плюгавый, с красным носом и дымящейся цыгаркой в зубах.
— Оооо… Павел Матвеич! Здорова! Вовремя ты. Вчера чего не было? Я к тебе заходил. Постучал — тишина…ну, да ладно…Главное — вот он ты, живой-здоровый. А у нас новость! Представь себе, Зяма, муж Розочки вернулся. Прям за пять минут до тебя. Заходи, заходи… Сейчас стол накроем. Все, как положено. Я к Петровичу… — Мужик наклонился ко мне совсем близко, а потом ударил ребром ладони себя по шее и подмигнул. — Благородного зелия взять. Время позднее, а у Петровича для таких случаев всегда найдётся. Заходи, не стой, сейчас вернусь! Ольга нога — тут. Другая — там…
Не дожидаясь моего ответа, мужик кинулся по лестнице вниз, перескакивая ступени. Я в изумлени смотрел ему вслед. Во-первых, мой сосед, а очевидно, это — сосед, вообще не заморачивался тем, слушаю ли я его. Просто вывалил ворох информации и все. Во-вторых, он даже не удивился, что Голобородько пришёл живой. Хотя, по идее, Голобородько должен быть мертвый.
Хотя… С другой стороны, соседи могут быть не в курсе. Забрали-то Павла Матвеича с работы. Насчет коммуникации тут сейчас туго. Общедомовые чаты отсутствуют, за неимением мессенджеров. А мессенджеры отсутствуют, за неимением смартфонов и айфонов. Сейчас, наверное, даже старые, дисковые аппараты — признак шика.
Я решил, черт с ним. Если эти граждане о кончине Голобородько не в курсе, мне же проще. Не придётся объясняться.
Поэтому шире открыл дверь и вошел в квартиру. Передо мной тянулся длинный, очень длинный коридор. По обе стороны виднелись двери. Дверей было до хрена. Сколько же здесь живёт людей, интересно? При виде такого количества комнат, вспомнился старый прикол. Чисто петербургский страх: прийти впервые к друзьям в коммуналку, пойти в туалет и забыть, в какую из двухсот дверей тебе нужно. Вот сейчас я испытывал приблизительно то же самое.
В конце коридора, судя по всему, находились туалет и ванная. Слева, рядом с входной дверью, у которой я в данную секунду замер, судя по запахам, располагалась кухня. Вот как раз оттуда и раздавались громкие счастливые голоса.
Я на цыпочках сделал несколько шагов, планируя тактично проскочить к себе. Однако, одна из дверей открылась и в коридор вывалился мужик, в семейных трусах, пиджаке на голое тело и в галстуке. Следом за ним появилась маленькая, щуплая женщина, наряженная в халат загадочного цвета. Скорее всего, прежде на нем просто был рисунок, а теперь этот рисунок стерся от времени и большого количества стирок.
— Боря, что за вид⁉ Мы приличные люди! Борис! Приличные! — Ругала женщина мужика.
— Нюра, да что мне до твоих приличий, если жарко в доме. Решил раздеться. Могу я раздеться в своей комнате? В нашей квартире? Могу?
— Боря, тогда зачем тебе галстук? Это выглядит очень странно. Борис, тебя примут за ненормального. — Продолжала бубнить женщина, семеня за мужем мелкими шажочками. Очевидно, парочка — именно супруги.
— Нюра, что значит, зачем галстук? А вдруг кто-нибудь таки посторонний войдёт? — Резонно ответил Борис. Потом заметил меня, заулыбался и ускорился навстречу.
— Павел Матвеич, категорически приветствую! Заворачивай к нам, на кухню. Зяма вернулся.
Я понятия не имел, кто такой Зяма и мне вообще было до фонаря, что он вернулся. Я хотел, пользуясь случаем, проскочить в комнату, потом метнуться в душ, если таковой имеется, и рухнуть спать. Бабка все же права. Видимо, тело еще пребывало в шоке от того, что его продолжают нагло пользовать. В данный момент у меня начало болеть все и везде. Ныли суставы, выкручивало мышцы. Короче, полный набор. Точно бабка накаркала…
Но Борис вообще не планировал слушать мой ответ. Он ухватил меня за рукав и потащил в кухню. Следом за нами продолжала семенить Нюра.
— Ты, главное, Павел Матвеич, не дрейфь. Отправим мы тебя в Москву. Чай, не чужие. — Приговаривал Борис, при этом не выпуская рукав пиджака. Я даже начал опасаться, он оторвёт его
