меня по руке.
– Это же «Хааген-Дазс», Аид. Отличное мороженое. Но если уничтожишь мой запас «Старберст»[19], нашей дружбе конец.
– Принято к сведению. Я восполню «Хааген-Дазс», а к «Старберст» даже не притронусь. Обещаю.
– Я скоро начну хранить еду в своей комнате, – ворчит Сера, но все еще упирается своей ногой в мою. – Может, куплю мини-холодильник.
– И уж точно розовый.
– Конечно же, – на ее губах играет улыбка. – Надеюсь, ты понимаешь, что теперь ты передо мной в долгу.
– Только скажи.
Слова вылетают прежде, чем я успеваю себя остановить.
– Я это запомню, – Серафина перегибается через диван и игриво щелкает меня по носу.
* * *
Работа вратарем оттачивает терпение, что прямо сейчас играет мне на руку. Серафина уже более двадцати минут просматривает меню различных местных ресторанов, перелистывая их так, будто это вопрос жизни и смерти. Я пытаюсь не торопить ее, но у меня в животе урчит так громко, что кажется, будто в комнате завелся разъяренный ротвейлер. Если в ближайшее время мне не дадут поесть, я отгрызу себе же руку. В таком состоянии я с радостью заказал бы в любом, а то и во всех заведениях сразу. Черт возьми, если так будет легче, мы можем сделать заказ в трех или четырех местах.
Она поджимает губы и наклоняет голову, изучая напечатанную желтым шрифтом рекламную брошюру «Лодки Таиланда».
– Что ты хочешь заказать, Динь? – спрашиваю я.
Она с широко раскрытыми глазами вскидывает голову.
– Понятия не имею. Никогда в жизни не видела столько меню. Такой большой выбор, – становясь все более взволнованной, она взмахивает рукой в сторону списка. – Когда иду в ресторан, обычно проверяю меню в интернете, потому что иначе в нерешительности застываю на месте. А тут сразу пятьдесят на выбор.
– Если хочешь, могу посоветовать что-нибудь, чтобы сузить список.
– Может, ты просто выберешь место и закажешь несколько блюд на двоих? В еде я не привередлива.
– Есть что-нибудь, что ты точно не станешь есть? – уточняю я, аккуратно забирая у нее листовки. Я начинаю понимать, что она не такая уж беззаботная, какой пытается всем показаться. Но я не возражаю… совсем. Не уверен, почему она вообще притворяется.
– Грибы и оливки, – подумав, морщится Серафина. – И никаких органов.
Условий не так много, но я все же согласовываю заказ с Серафиной, чтобы она точно смогла поесть. Час спустя мы сидим в море почти опустошенных контейнеров.
– Угадай, как я понял, что это ты разгрузила посудомойку? – я предлагаю ей последнюю самосу, а когда она отказывается, съедаю сам.
– Как? – Серафина откладывает вилку и склоняет голову набок.
– Потому что ты оставила половину шкафов открытыми.
Я не преувеличиваю… Больше половины были открыты.
Серафина разражается смехом.
– Я не виновата, – возражает она, взмахнув нааном[20] с кокосом. – Все из-за СДВГ. Ничего не могу с собой поделать. Я их как будто бы не вижу.
– Честно говоря, мне это кажется милым. Своего рода визитная карточка, что-то вроде «Здесь была Динь-Динь».
Я даже улыбнулся, когда увидел это сегодня утром. Она оставляет за собой небольшой беспорядок, куда бы ни пошла, но я нахожу это странно очаровательным.
Даже не спрашивайте про ванную, которую мы делим. Почти вся раковина заставлена банками, флаконами и тюбиками. Но я не могу жаловаться, потому что там всегда приятно пахнет. Я бы не пережил, узнай кто-то, что, принимая душ, я втайне нюхаю ее кокосовый шампунь.
– Замолчи, Тай, – Сера качает головой, все еще хихикая.
– Вопрос пятнадцать, – начинаю я, упираясь локтями в бедра. – Какое направление ты решила взять?
Я неудачно выбрал вопрос. Серафина поджимает губы и, прежде чем ответить, отводит взгляд.
– Я… еще не знаю. Нужно определиться как можно скорее, но я пока не нашла то, что мне подходит.
– Ничего страшного. У тебя еще есть время.
– Ну, вообще-то, нет, – избегая встречаться со мной взглядом, она теребит салфетку. – Я должна определиться до конца семестра. Но, как я уже сказала, я столбенею, и мне трудно принимать решения. А какое направление у тебя?
– Биохимия.
Сера слегка приподнимает брови, в глазах сияет любопытство.
– Так ты умник, да?
– Не уверен. Просто мне нравится наука. Она объясняет, как все устроено.
– Тогда кем ты хотел бы стать, если бы не играл в хоккей? – спрашивает Сера, но тут же, спохватившись, продолжает: – Ой, забыла добавить «вопрос шестнадцать».
– В другой жизни я бы поступил на медицинский факультет, занимался бы исследованиями или, быть может, даже стал хирургом. Думаю, это мой план Б. На случай, если получу травму.
– Тебя это пугает? – ее голос становится мягче.
Я гоняю по тарелке последние крупинки риса с шафраном, пока размышляю, как ответить.
– Иногда, – в этом мне сложно признаться даже самому себе. Проще ведь отрицать свой страх. – Никто не дает гарантии, что я сыграю хотя бы один матч за профессиональную команду.
Сложно переварить столь горькую правду, учитывая, что большая часть моего существования крутится вокруг хоккея. Тошно даже думать, что я посвятил лучшую часть своей жизни стремлению к чему-то, что, возможно, никогда не осуществится. Я делаю большую ставку на себя и молюсь, чтобы она окупилась.
Серафина поворачивается так, чтобы сесть ко мне лицом.
– Я вижу, как усердно ты работаешь, Тай. К тому же, ты чертовски талантлив. И это говорит девушка, которая разбирается в хоккее. Ты уж точно заслужил свое место под солнцем.
– Спасибо, Динь.
Но только половина выбранных на драфте игроков действительно становится профессионалами.
Мой самый большой страх попасть в число тех, кому это так и не удалось.
* * *
Около десяти вечера мы наконец отрываемся от разговора, чтобы убрать контейнеры и отнести грязную посуду на кухню. Положив все на столешницу, я поворачиваюсь и открываю посудомойку. Пусть та и пуста, возле раковины кто-то оставил грязную посуду. Чтоб тебя, Чейз.
– Я могу помочь, – предлагает Серафина.
Я поднимаю на нее взгляд.
– Ты когда-нибудь слышала мем, там что-то такое: «В каждой паре есть человек, который загружает посудомоечную машину, как скандинавский архитектор, и человек, который загружает ее, как енот под наркотиками»?
– Нет… – прищуривается Серафина.
– Ну, со всей душой, Сер, ты тот самый енот под наркотиками.
Вместо того, чтобы обидеться, она ухмыляется и шлепает меня желтым кухонным полотенцем.
– Приму это как желание загружать и мою посуду тоже.
– Не стану лгать, – смеюсь я. – Это к лучшему.
Я ставлю наши тарелки, а Серафина отворачивается, чтобы наполнить свой стакан. Когда она открывает кран, из него вырывается бешеная струя, которая забрызгивает ее синюю блузку. Она издает самый милый визг, который я
